Бомарше

Он дал ей это обещание, и она сдалась. Убежденный в том, что союз с г-жой Левек в любом случае сделает его материально обеспеченным, что имело для него немаловажное значение, Бомарше пошел на поводу у чувства и не проверил, каково в действительности финансовое состояние его избранницы. Дальнейшие события показали, что это было легкомысленно — от наследства, полученного г-жой Левек, после выплаты всех долгов осталась лишь пожизненная рента. Герцог Омон, новый интендант королевских зрелищ и увеселений, предъявил наследнице Левека счета на солидную сумму, обвинив ее покойного супруга в излишней расточительности. Чтобы оплатить эти счета, вдова продала все движимое имущество и отдала в королевскую казну свои драгоценности, но этого оказалось мало, для погашения остатка долга ей пришлось пожертвовать частью своего основного капитала, чтобы сохранить хоть какие-то доходы. Так как новоиспеченная г-жа де Бомарше была еще довольно молода и в случае нового вдовства могла рассчитывать на собственные средства, ее второй муж вынужден был примириться с уплатой долгов по счетам первого в ущерб собственному состоянию, ему пришлось пойти на это еще и потому, что совсем недавно из-за своего чрезмерного остроумия он лишился покровительства короля, а придворные уже судачили о его поспешной женитьбе. В одном из своих писем Бомарше подробно рассказал о том, при каких обстоятельствах он настроил против себя Людовика XV:

«Помню, в 1768 году в страстную пятницу герцог де Лавальер вез меня в Версаль, где у меня уже была репутация человека, свободно и независимо выражающего свои мысли, что, естественно, многим не нравилось. В то время, как мы мчались по дороге в карете, как то приличествовало таким важным вельможам, герцог сказал мне: „Сегодня вечером я ужинаю в малых покоях короля, где будет г-жа Дюбарри и несколько избранных особ, приглашенных лично королем. Я хотел бы чем-нибудь позабавить общество, поскольку обычно эти вечера бывают ужасно скучными“. Я расценил его слова как просьбу помочь ему и, улыбнувшись, ответил: „Если хозяева будут слишком серьезны, перескажите им прелестный анекдот о том, что ответила наша певица Арну графу де Лораге, когда тот сказал ей: „Помнишь, Софи, наши первые свидания, когда мне приходилось пробираться по ночам в дом твоего отца-виноторговца, прибегая к разного рода ухищрениям?“ „Ах, — воскликнула Арну, — какое было прекрасное время, и как мы были несчастны!“ Этот милый ответ остроумной женщины может повернуть вашу беседу к теме, способной позабавить ваших сотрапезников, как это случилось в тот вечер, о котором я вам рассказываю.

Если же, наоборот, хозяин будет под хмельком и излишне весел, то прочтите ему нравоучение, как это обычно делают в Потсдаме на пиршествах прусского короля, например, такое, оно не лишено интереса и будет весьма кстати именно сегодня. Начните так: „Мы вот здесь смеемся, а не приходило ли вам когда-нибудь в голову, сир, что в силу августейших прав, полученных вами вместе с королевской короной, ваш долг, исчисляемый в ливрах по двадцать су, превышает число минут, истекших со смерти Иисуса Христа, годовщину которой мы отмечаем сегодня?“ Столь странное утверждение привлечет всеобщее внимание и, возможно, вызовет возражения; предложите тогда каждому взять карандаш и заняться подсчетами, чтобы доказать вашу ошибку и повеселиться за ваш счет. А вот вам готовый расчет. Сегодня — 1768 лет со дня, когда Иисус Христос умер, как известно, во спасение рода человеческого, который с момента, когда тот принес себя в жертву, застрахован от ада, чему мы имеем бесспорные доказательства. Год наш состоит из 365 суток, каждые сутки из 24 часов по 60 минут в каждом. Сосчитайте и вы сами увидите при сложении, что 1768 годовых оборотов Земли вокруг Солнца, если прибавить по одному лишнему дню на каждый високосный год, то есть раз в четыре года, дают в сумме девятьсот двадцать миллионов девятьсот сорок восемь тысяч сорок восемь минут, а король не может не знать, что долг его давно превысил миллиард ливров и уже приближается к двум“.

Герцог проверил эти расчеты и вечером, надеясь блеснуть и, возможно, даже в результате войти в министерство, с глубокомысленным видом поспешил пересказать услышанный в дороге анекдот во время ужина, может быть, и впрямь излишне веселого для дня смерти Спасителя. Другие придворные, уязвленные тем, что герцог обошел их, завладев вниманием короля, набросились на него с упреками: „Будь на вашем месте один из тех горемычных кредиторов государства, но не короля, явившийся со своими требованиями в Министерство финансов, ему еще можно было бы простить все эти подсчеты минут, но вам-то, чтобы не портить нам ужин этими сомнительными вычислениями, неужто нечего было рассказать другого?“