Бомарше

Под видом юридического анализа положений Утрехтского договора о престолонаследии публике предлагались скандальные разоблачения, касающиеся интимной жизни Людовика XVI и Марии Антуанетты. После четырех лет супружества венценосная пара не имела наследников. Помимо узкого круга посвященных, никто в Европе не знал, что врожденный физический недостаток нового короля Франции не позволял ему выполнять супружеские обязанности. Поскольку королева, страдавшая от неудовлетворенности и отсутствия интимной жизни, допускала некоторые вольности в своем поведении, многие французы демонстративно выказывали ей враждебность, действительная причина которой крылась в традиционной антипатии французов к австриякам, остававшейся неизменной даже несмотря на то, что в 1756 году Австрия стала союзницей Франции.

Хотя основная цель памфлета заключалась в том, чтобы публично обвинить во всех грехах французского королевского двора Марию Антуанетту, он содержал также ряд весьма резких выпадов в адрес Сартина. Во всяком случае Бомарше удалось убедить в этом шефа полиции, и именно этот аргумент оказался для Сартина наиболее весомым и побудил к действию: он добился у Людовика XVI распоряжения о возмещении Бомарше дорожных расходов за его поездку к Тевено де Моранду, что же касалось нового поручения, то он не смог получить у короля письменного подтверждения полномочий секретного агента, которых тот требовал для упрочения своих позиций.

Прибыв в Лондон, Бомарше написал Сартину, что ложь, распространяемая на его счет, оказалась более серьезной, чем он думал, а посему может спровоцировать его опалу; далее Бомарше вновь вернулся к вопросу о необходимости получения им мандата, подписанного лично королем Франции. Он утверждал, что лорд Рошфор сможет обеспечить ему поддержку английского правительства при выполнении данного поручения лишь в том случае, если новый монарх письменно подтвердит его полномочия.

После новых настоятельных просьб Сартина король решился-таки написать записку, оригинал которой так и не удалось обнаружить в архивах:

«Господин де Бомарше, имея мои секретные распоряжения, должен отбыть как можно скорее по своему назначению. Соблюдение тайны и быстрота исполнения порученного явятся самым лучшим доказательством его усердия в служении мне, кое он только может мне дать.

Марли, 10 июля 1774 года.

Людовик».

Получив это письменное подтверждение его полномочий, Бомарше сразу же отправил королю восторженное послание:

«Любовник носит на груди портрет своей возлюбленной, скупец прячет там ключи от сундуков, а святоша — медальон с мощами; я же заказал овальный золотой ларчик, большой и плоский, в форме чечевицы, вложил в него приказ Вашего величества и повесил его себе на шею на золотой цепочке, как предмет, самый необходимый для моей работы и самый для меня драгоценный».

Подобное обращение с королевским приказом было по меньшей мере странным. А вскоре Бомарше довольно неосторожно признался Сартину, что пока ни разу еще не воспользовался этим документом. Вероятно, для ведения переговоров с шантажистом королевский приказ вообще был ни к чему. Но именно наличию у него этой бумаги приписывал Бомарше ту легкость, с какой ему удалось решить эту, как поначалу казалось, неразрешимую задачу, поскольку, по его словам, имя автора памфлета никому не было известно.

Тем не менее Бомарше уверял, что смог вступить в контакт с представителем этого анонимного писателя; посредником оказался некий венецианский еврей, назвавшийся Гийомом Анжелуччи, но в Лондоне его знали под именем Хаткинсон.

Анжелуччи поведал тайному посланцу французской короны, что существует два издания памфлета: одно вышло в Лондоне, второе — в Амстердаме. Наверняка Бомарше мог уладить это дело еще до того, как получил мандат короля.

Рассказ Бомарше о переговорах с Анжелуччи пестрел самыми невероятными подробностями: по его словам, рукопись была передана ему для ознакомления всего на несколько часов, и принес ее под покровом ночи какой-то таинственный незнакомец, а в четыре часа утра, получив условный сигнал, Бомарше завернул прочитанный им текст в простыню и выбросил сверток в окно, под которым его поймал некто, невидимый в темноте. Переговоры тем временем продвигались весьма успешно. Бомарше уведомил Сартина, что дело с английским тиражом практически урегулировано и обошлось в полторы тысячи фунтов стерлингов. Четыре тысячи экземпляров памфлета были сожжены в присутствии Бомарше. Что касается голландского тиража, то Анжелуччи-Хаткинсон дал расписку в том, что обязуется уничтожить его после того, как получит наличными деньги за сожженный английский тираж. Удивительная доверчивость в отношениях с весьма сомнительной личностью! Не лучше ли было использовать ту же систему расчетов, что и в случае с Морандом, ведь с помощью ренты было проще держать памфлетиста под контролем?