Бомба для империи

Да, жизнь есть жизнь. Колченогий Митяй продолжал катать шарик под скорлупками от грецкого ореха в трактире «Гробы» и облапошивать залетных простаков да подгулявших купчиков, Рыжий вообще занимался невесть чем и, как сказывали, опустился до ночлежки и беспробудно пьет горькую, а Ленчик, вишь, вышел в люди и теперь является полноправным членом команды лучшего мошенника и афериста в Поволжье, ежели не во всей России. Правда, бродят где-то по городам и весям Сонька Золотая Ручка, корнет Савин (вот уж кто первый махинатор в империи – правда, сразу за Севой Долгоруковым), князь Ираклий Чавчавадзе, обманным путем заработавший свои первые сто тысяч серебром в семнадцать лет, и бывший бессменный председатель московского клуба «Червонные валеты» Паша Шпейер… Ан нет, Шпейер не бродит. Он живет в собственном особняке на берегу Сены в Париже. Неплохо, следует признать, живет. И от элегантных афер и авантюр, которые он раньше исполнял превосходно и, несомненно, чище и лучше других, перешел к явной уголовщине, не гнушаясь грабежами и даже мокрухой. Так что, господа, Всеволод Аркадьевич Долгоруков – самый честный и порядочный вор из всех мазов Российской империи. И, несомненно, лучший!

– Да, план был хорош, – поддакнул Ленчику Алексей Васильевич Огонь-Догановский, самый старший в команде Долгорукова. – Просто записывай его в учебник по околпачиванию простаков и преподавай по нему предмет «мошенничество» в академии афер и авантюр!

Алексей Васильевич…

Отменный мошенник и карточный плут, каковых свет не видывал. Первый игрок был на Москве. Как и его батюшка, который обыграл первого пиита России Александра Пушкина в штос. Огонь-Догановскому в цирке бы выступать с карточными фокусами – всех Рангони и Кастеляно затмил бы своим непревзойденным мастерством. Но он привык оставаться в тени. И не по числу прожитых лет, а по характеру. Зато его слова – на вес золота. Даже Всеволод Аркадьевич всегда прислушивается к нему, когда они замысливают новую аферу. Алексей Васильевич – старейшина в команде…

– Верно, – улыбнулся Самсон Африканыч Неофитов, которого все звали Африканычем. – Только вот почему хорош только план? А его исполнение? Разве хуже?

Африканыч был правой рукой Севы Долгорукова и мало в чем ему уступал. Хитроумный финт со скрипкой Страдивариуса, за которую они несколько раз выдавали охочим до наживы простакам обычную старую скрипку с потрескавшимся лаком, – его придумка. Простенько и со вкусом, как и все гениальное. Схема сей аферы весьма несложная: некто играющий роль впавшего в нищету музыканта – чаще всего в этой роли выступал Огонь-Догановский – приходил в скупку и предлагал продать его скрипку. Единственное, мол, что у него осталось. Старьевщик отнекивался: зачем-де ему такой товар, за который ни хрена не выручишь?

– Ан нет, – отвечал на это нищий музыкант. – Эта скрипка очень дорогая. Десять тысяч стоит. А может, все двенадцать. Я же прошу за нее всего-то три тысячи.

– Ничего себе «всего-то»! – возмущенно восклицал старьевщик. – Три тысячи – деньги немалые.

В конечном итоге нищий музыкант все же упрашивал хозяина лавки хотя бы на день-другой выставить скрипку в витрине – и, радостный, уходил. Вслед приходил другой – богатый и тоже радостный. И несомненный ценитель старины, прекрасно в ней разбирающийся. Обычно эту роль исполнял Давыдовский или сам Африканыч. Завидев скрипку, ценитель старины возгорался к ней интересом и предлагал старьевщику ее продать. Ему, разумеется.

– Это же скрипка самого Страдивариуса! – заламывал он в восторге руки и не сводил взгляда с предмета своего вожделения, стоящего, самое большее, рупь с полтиной. – Я дам вам за нее восемь тысяч!

Расчет строился на том, что хозяин лавки мгновенно произведет в голове простое арифметическое вычисление: 8–3 = 5. То есть если он купит у нищего музыканта скрипку за три тысячи, а продаст за восемь, то чистый навар составит пять тысяч. Деньги практически ни за что! Из воздуха!

Такой расчет происходил в голове старьевщика, и он соглашался продать скрипку за восемь тысяч. Но чуть попозже. Ценитель старины, счастливый, уходил, обещая завтра же прийти с деньгами. Но назавтра первым появлялся в лавке нищий музыкант. Он требовал вернуть ему скрипку, поскольку родственники прислали ему деньги, и необходимость в продаже скрипки отпадала. Старьевщик же выставлял ему встречное предложение: он купит скрипку за три тысячи.

– Не-ет, – не соглашался нищий музыкант. – Эта скрипка дорога для меня как память.

– Три пятьсот, – поднимал цену старьевщик.

Музыкант не соглашался.

– Четыре?

– Нет.

– Четыре триста?

– Не могу, простите.

– Пять! – предлагал в конечном итоге хозяин лавки.

На пять музыкант соглашался. Получал деньги и уходил. А старьевщик производил в голове новый арифметический расчет: 8–5 = 3. Три тысячи ни за что. Тоже неплохо… И принимался поджидать ценителя старины.

А он не шел.