Бомба для империи

– А мне кажется – нет, – нахмурился Всеволод Аркадьевич. – Там же ясно сказано: один и без оружия. А еще сказано, что в случае невыполнения его требований он убьет экономку. Девица-то эта в чем виновата?

– Все равно я пойду с тобой, – продолжал настаивать Давыдовский. – Незаметно.

– Не беспокойся, этот – заметит.

– Но ты же сам говорил, что нам нельзя никуда ходить поодиночке, – уже без всякой надежды буркнул Павел Иванович.

– Говорил… Но это не тот случай. Я пойду один, – твердо произнес Долгоруков.

Письмо было оглашено Севой всем остальным. Члены команды погрустнели, хотя все и ожидали нечто подобное. Встреча Долгорукова с этим неизвестным господином могла кончиться весьма плохо. Не обязательно смертью Севы, но точно чем-то таким, что перевернет весь их прежний необременительный жизненный уклад. И заставит поживать как-то по-иному.

Всеволоду Аркадьевичу еще раз пришлось отбиться от предложения уже Ленчика пойти с ним, а потом он впал в глубокую задумчивость. Тревожить его не стали: знали, что, ежели Сева вот так задумывается, – стало быть, решается какая-то проблема или составляется план. И он – это уж будьте благонадежны – обязательно сработает…

Глава 4

ОДИН И БЕЗ ОРУЖИЯ, или ДОРОГА В ЦЮРИХ

Некогда на месте сада «Русская Швейцария» стояла прекрасная липовая роща, одна из тех, которыми начинался дремучий Арский лес, тянущийся до самого Арского городка-засеки. Когда границы губернской Казани стали приближаться к этой роще, некоторые зажиточные горожане начали строить в ней загородные дома, дабы проводить в них лето, отдыхая от трудов праведных: качаться в гамаках, пить в летних беседках чай с вареньем и бубликами и вести задушевные разговоры.

Место это на крутом берегу реки Казанки было очень приятным, отдохновенным и живописным и скоро стало застраиваться домами, при которых разводились сады и прокладывались аллеи. Сады были открыты для публики, и нередко сюда заглядывали профессора Императорского Казанского университета, преимущественно из немцев, дабы побродить по красивой роще, испещренной холмами и оврагами, столь напоминающими им ландшафт Швейцарии. Один из них, ординарный профессор физики Ксаверий Иванович Броннер, и придумал это название – «Русская Швейцария», с его легкой руки это место и стало так прозываться у остальной казанской публики.

Сам профессор Броннер был в Казани личностью известной и прелюбопытнейшей. Начальное образование, как это ни странно, он получил в женской монастырской школе, а затем поступил в иезуитскую семинарию города Диллингена. Скоро он принял послушание в монастыре Святого Креста в Донауверте, а через год, выдержав испытание, постригся в монахи-бенедиктинцы, и на деньги сего ордена постигал за границей математические науки. Он сумел дослужиться даже до чина пресвитера, потом бежал из ордена от преследований, работал журналистом в какой-то бульварной газете. А немного позже перебрался в Швейцарию, откуда был приглашен в Казанский университет. В возрасте шестидесяти двух лет женился на молодой гувернантке, и его частенько можно было увидеть с тремя отпрысками, прогуливающимся по «Русской Швейцарии».

Здесь бывали многие знаменитости. Известный литератор и театрал Иван Панаев водил сюда девиц и, прислонив к липовому стволу, целовал их в губы и истекал юношескими соками. Будущий прославленный бытописатель Сергей Аксаков ловил здесь бабочек для своего гербария. А знаменитая народоволка и террористка Вера Фигнер, будучи еще воспитанницей Родионовского института благородных девиц, выросшего в северной части сей липовой рощи, сочиняла стихи…

Зачах ты в страданьях неволи,

Прекрасный, отважный герой!Достоин был лучшей ты доли,Мечтал ты о смерти иной…

Параллельно с написанием стихов она вынашивала вместе с сестрой Евгенией планы убийства государя императора, и тенистые аллеи «Русской Швейцарии» помогали течь мыслям в нужном русле.

Со временем сад еще более облагородили, поставили скульптуры, стилизованные под античность, навели над оврагами симпатичные мостики и открыли летний ресторан – все, мол, для публики, все для горожан. «Русская Швейцария» и правда стала излюбленным местом отдыха, а на Троицын день – центром народных гуляний. В «Русской Швейцарии», казалось, собирался весь город. Зрелищ хватало всем: качели, балаганы, механический театр и собачьи концерты, передвижной цирк с гуттаперчевыми акробатами и вольной борьбой. Приезжие могли остановиться в гостинице, которая располагалась недалеко от центрального входа в парк. А перекусить и отдохнуть публика отправлялась в кондитерскую. В сей кондитерской седьмого сентября 1833 года пил кофей титулярный советник при Министерстве внутренних дел и пиит Александр Пушкин. Он осматривал Арское поле, работая над своей «Историей пугачевского бунта», и зашел сюда немного отдохнуть и подумать над своей исторической монографией.