Бомба для председателя

— Юрген, я ничего не буду делать специально для красных. Я все буду делать для нас, для нашего закона. И потом, я не совсем увязываю: вначале ты говорил о политике «наведения мостов», а теперь о провокации коммунистов.

— Как раз это и увязывается. Чтобы сорвать нашу политику наведения мостов, они должны убедить общественное мнение, будто наш берег ненадежен.

— Сейчас понял. Ты позволишь мне поразмыслить над твоими словами?

— Конечно. А я пока пороюсь в папках — для себя, если позволите.

— Нет, сынок, не стоит… Там много моих пометок, и это рабочие материалы, а пометки твоего бывшего учителя могут запечатлеться в твоем мозгу, и это будет плохо, потому что ты можешь оказаться в плену моей версии.

— Значит, у вас есть версия?

— Да. Она отличается от твоей. По-моему, Кочев здесь в Берлине, но почему он здесь и где — это я собираюсь выяснить в течение ближайших трех — пяти дней. Если этот срок тебя не устраивает, тогда я готов передать дело другому человеку, оформив материалы таким образом, чтобы не было горы эпизодов, а лишь единая папка…

— Я буду докладывать министру и советнику Винцбеккеру в МИДе.

— Боюсь, их этот срок не устроит, а?

— Если они будут возражать, я стану спорить с ними.

— Вряд ли ты переспоришь министра…

— Я попробую сразиться с ними. Я вижу, вы не хотите, — Кройцман спрятал диктофон в портфель, — раскрывать все карты, и это ваше право. Я могу более настойчиво просить вас показать мне все дело, чтобы составить полное представление, но я не сделаю этого, потому что я вам многим обязан в жизни. Без ваших уроков я бы не был юристом, я был бы обыкновенным болтуном, каких сотни в наших органах юстиции.

— Если хочешь, мы можем вместе пообедать и там поболтаем еще с часок.

— С удовольствием.

«У старика есть данные против Бауэра, — подумал Кройцман, помогая прокурору Бергу надеть плащ, — он ведет серьезную игру, и он будет бить наотмашь, когда соберет доказательства».

— Я жую котлеты, но тебя я накормлю великолепным бифштексом. Знаешь, я даже сам, наверное, сегодня съем бифштекс, чтобы поднабраться сил. Судя по всему, мне предстоит драка не меньшая, чем тебе… Я тут поболтал один вечер с моими ребятами из прессы, многое объяснил им, но попросил, чтобы они пока помолчали. Они пообещали, что будут в драке, если она начнется, на моей стороне… Им легче, — Берг посмотрел в глаза Кройцману, — над ними нет министров.

— Это верно, — вздохнул Кройцман. — Это абсолютно верно…

«Испугался, мальчик, — отметил Берг. — Очень хорошо. Теперь ты понял, что я не очень-то боюсь твоих разговоров с министром? Теперь ты понял, что я на все пойду в этой драке, особенно если разговор с Сингапуром сегодня ночью состоится, а завтра я получу показания из Гонконга… Но тебе пока про это не надо знать, мальчик. У тебя своя игра, а у меня своя. Только если для тебя это игра, то для меня это жизнь».

3

— Добрый день, господин Шевц… Прошу садиться.

— Добрый день, господин прокурор. Спасибо.

— Я вызвал вас в качестве свидетеля по обвинению редактором Ленцем режиссера Люса в подлоге и клевете.

— Я не имею к этому никакого отношения.

— Где вы работаете, господин Шевц?

— Постоянно нигде. Я работаю время от времени по договору, чтобы обеспечить себе возможность для творчества.

— Творчества?

— Я поэт.

— Где вы публиковались?

— Пока нигде. Вы думаете, это так легко у нас — опубликоваться?

— А разве трудно?

— Еще как… Без связей попросту невозможно… Или если не поддержит какой-нибудь меценат… А я из рабочей семьи, откуда мне взять богатых покровителей?

— Пожалуйста, взгляните на это фото.

— Это я. Знаете, самое выгодное дело — наняться в какую-нибудь съемочную группу… Они неплохо платят, и потом, это временно… Люс снимал свою картину, и меня привлек один из его помощников.

— В чем заключалась ваша работа в группе? Как называлась ваша должность?

— Точного названия нет… Говорят: «Работает в окружении». В тот день, когда я снят…

— Какой это был день?

— Из-за этого дня целая шумиха была на телевидении, я смотрел… По-моему, это было девятнадцатого, тут Ленц не прав. А может, двадцатого или двадцать первого, не помню толком, но только не двадцать седьмого. Ну вот… Они мне тогда сказали, что будут снимать, как отдыхает молодежь на пляже, попросили поболтать с разными ребятами так, чтобы собрать их в кружок…

— Кто вас просил об этом?

— Не помню.

— Люс просил?

— Нет, Люс сказал, чтобы я не смотрел в ту сторону, где они спрячут камеру. Чтобы все было естественно…

— А кто вам сказал, что там Кочев?

— Этот шпион? В очках? Никто не говорил. Я и не думал, что он красный…

— Почему вы считаете его шпионом?

— Потому что он предлагал мне деньги на издание книги…

— Когда?

— Вечером. Я ведь на пляже читал стихи, мы пили… Я читал стихи, а красный сказал, что это талантливо и что он любит такую поэзию.

— Ну-ка, продекламируйте мне то, что вы ему читали…

— А я не ему читал… Я же не знал, что он красный. Я читал всем. Я только потом узнал, кто он. Это у меня есть такой ноктюрн…Море идиотизма