Бомба для председателя

– Прибавили карточек, – сказал Карл. – И добавили к окладу. Ты прав. Надо же подкармливать членов движения, чтобы мы держали в руках таких, как ты, слюнявых интеллигентов. Ты же знаешь, что я уже давно лелеял мечту примкнуть к движению. Еще когда мы с тобой посещали собрания социал-демократов и выходили на демонстрации под красными знаменами. И вот наконец моя мечта осуществилась! А разве ты не мечтаешь примкнуть к нам? Разве тебя не воодушевляют великие идеи фюрера?!

– Давайте потанцуем, – торопливо сказала Ильзе, – какая прекрасная музыка! Это английская пластинка? Снова нас балует добрый Ваггер?

– Мне ненавистны идеи нашей сволочи, и, если ты теперь донесешь на меня, тебе прибавят еще пару карточек на два фунта рыбы в неделю, – сказал Берг.

– Ты дурак, – заметил Ваггер, – раньше этого я за тобой не замечал, Берг.

– Значит, и ты эмигрировал по заданию Гиммлера? – удивился Берг. – А я думал, ты действительно не можешь жить в этом вонючем болоте. Ты ведь разведчик Ваггер? Напиши и ты донос, а?

– Ты очень смелый человек, Георг, – сказал Карл. – Ты так грозно обличаешь нацизм за столом! Ты избрал себе самый легкий путь – пить, оскорблять друзей и сострадать самому себе. Только живем мы не в вонючем болоте а в Германии. Какой бы она сейчас ни была, она останется Германией, а не вонючим болотом.

– Если бы я был убежден, что моя граната взорвет Гитлера, я бы привязал гранату к груди, – сказал Берг яростно. – Ясно тебе?! Скажи, что ты мне не веришь, ну скажи!

– Я верю тебе, только где ты достанешь гранату?

– Сам сделаю.

– Из чего? Все вещества, могущие быть использованными как взрывчатка, изъяты из продажи. Может быть, правда, твои дружки из вайнштубе пообещают тебе гранату, а гестапо последит за тобой, и у них возникнет интересная идея о заговоре, который инспирируют англичане, – Карл кивнул головой на Ваггера, – а поддерживают оборотни, пробравшиеся в партию, – и он ткнул пальцем себя в грудь.

– Следовательно, ты считаешь меня провокатором?

Ильзе поднялась из-за стола и сказала:

– Георг, родной, мы живем только благодаря тому, что Карл и Мария дают мне ежемесячно пятьдесят марок из его жалованья... Нельзя же так не любить людей, Георг!

Берг изумленно обернулся к Ильзе – она обычно молчала или весело болтала о чем-то с подругами во время вечеринки, собирала со стола тарелки или помогала хозяйке подать новое блюдо.

– Я люблю людей, Ильзе, – произнес он по слогам. – Но я терпеть не могу тех, кто продает себя из-за куска хлеба.

– И верно делаешь, – согласился Карл, – я с тобой согласен. Я тоже терпеть не могу предателей, которые в минуты трагедии пьют, чтобы успокоить себя и забыться в сладостном мираже... – Он посмотрел на Ваггера и вдруг жестко усмехнулся: – Хотя я и продался не за хлеб, а за рыбу... Впрочем, пользуясь твоей терминологией, все равно мы как жабы в вонючем болоте. Правда, поскольку тебе из-за беспробудной пьянки не дают работы, ты квакаешь громче других...

Берг тогда отшвырнул стул и ушел. Он ходил по городу до утра. Рано утром он разбудил Карла. Он запомнил, каким был Карл, открыв ему дверь: с отвисшей челюстью, бледный, в длинной ночной рубашке. Увидав Берга, он тяжело оперся плечом о косяк и сказал:

– Идиот... Ведь еще только пять... Иди, там на столе остались бутылки.

– Ты обязан простить меня, Карл, я говорил как свинья.

Они потом часто уезжали в горы вчетвером, забирая с собой и детей. У Карла и Марии было трое мальчиков, а у Берга девочка. Ребята собирали хворост. Карл разжигал костер, потом жарили колбасу на ветках, вымоченных в ручье, чтобы они как можно дольше не прогорали на белом пламени; дети прыгали через костер, пели песни и играли в свои беззаботные шумные игры. Карл иногда рассказывал о том, что происходит у них на собраниях членов НСДАП. Лицо его тогда каменело, хотя он показывал «весь этот балаган» до того уморительно, что Георг катался по траве и долго потом не мог успокоиться, иногда даже плакал от смеха.

Карл погиб на третий день после того, как его отправили на фронт в составе сухопутных СС. Это было летом сорок четвертого года, тогда в армию забирали всех, кроме работников гестапо и функционеров «Трудового фронта». А через месяц после его гибели были арестованы члены его подпольной антифашистской ячейки Мария и Ильзе. Ильзе в тюрьме умерла, Мария вернулась. Ее дети погибли вместе с дочкой Берга во время бомбежки: Берг взял мальчиков после ареста Марии к себе.

Мария долго лежала в госпиталях, потом три года пробыла в доме для душевнобольных, а когда вышла, правительство Аденауэра назначило ей пенсию как жертве нацистского произвола. Пенсия была довольно большая – третья часть той, которую Аденауэр платил вернувшемуся из тюрьмы гитлеровскому гросс-адмиралу Деницу, и это позволяло Марии путешествовать: она старалась как можно реже бывать в Германии.

Берг виделся с ней не часто: им обоим было трудно вдвоем, потому что каждый из них вспоминал прошлое, от которого осталась лишь горькая память.