Бомба для председателя

Айсман переглянулся со своим помощником Вальтером, которого ему выделил Гелен, и, пожав плечами, чуть тронул пальцем висок.

«Какой-то сумасшедший, – подумал он. – Или совершенно развратился вдали от родины. Еще бы: постоянное влияние англичан. Одни здешние фильмы чего стоят – сплошная порнография и безответственная болтовня».

– У тебя все готово? – спросил Айсман.

– Что именно? – по-прежнему не оборачиваясь, спросил Роберт.

– Я не вас. Вальтер, ты готов?

– Да, – ответил Вальтер и положил обе руки на плоский черный чемодан, лежавший у него на коленях. Он страдал от жары особенно тяжело, потому что вынужден был сидеть в пиджаке – под мышкой у него висел парабеллум. Сначала он попробовал затолкать его в задний карман брюк, но Айсман долго смеялся, посмотрев на Вальтера сзади: «Ты сошел с ума, он у тебя пропечатан сзади, как приговор суда».

В чемоданчике, помимо диктофона, вмонтированного в ручку, было два шприца, несколько ампул с рибандотолуолом, лишающим человека воли на двадцать минут, и папка с фотокопиями ряда документов, полученных в свое время Дорнброком от Гиммлера – в ту ночь, когда рейхсфюрер готовился уйти в Азию и просматривал архивы своей восточной агентуры.

– Вот тот храм, – сказал Роберт, кивнув головой на странное сооружение из стекла, дерева и бетона. – Вы это хотели? Адвентисты седьмого дня?

– Смешная архитектура, – сказал Вальтер. – Как универсальный магазин в Австралии.

– Можно подумать, что ты был в Австралии, – сказал Айсман. – Болтун несчастный...

– Я видел фото...

– Ах, ты еще веришь фото? – удивился Айсман и попросил Роберта: – Скажите этой макаке, чтобы он приехал за нами через два часа.

– Он понимает по-немецки, – сказал Роберт, кивнув головой на шофера. – Он со мной работает восемь лет.

Шофер обернулся – его лицо сияло улыбкой, а узкие щелочки черных глаз были колючими.

– Ничего, – сказал он. – Белые ведь верят в то, что их прародителями были обезьяны. Так что мне это даже приятно, я себя чувствую вашим папой...

Когда машина отъехала, Айсман сказал Вальтеру:

– Какой болван... Идиот несчастный... Не мог предупредить, что эта обезьяна знает наш язык...

– Говорят, у него мать полька.

– У кого? У этого желтого?!

– Да нет! У Аусбурга.

– Ничего. Пусть работает. Плевать. Пока пусть работает. Он тут крепко вжился. А верно, что его мать полька?

– Я слышал...

– То-то я сразу почувствовал к нему неприязнь... Ладно... Сейчас нам важен здешний макака... Он важнее всего для нас... Ты готов?

– Готов, черт возьми.

– А что ты такой раздражительный?

– Надень мой пиджак – станешь раздражительным.

Айсман достал платок и снова вытер лицо и шею.

– Ничего, – сказал он, – если все пройдет так, как мы задумали, вернемся в отель и влезем до ночи в холодную ванну.

Вальтер толкнул ногой дверь храма. Она, казалось ему, с трудом должна была открыться, потому что была массивной, диссонировавшей со всем зданием, но открылась легко (была на пневматике), поэтому Вальтер чуть не упал – руками вперед. Он по инерции пробежал несколько шагов и остановился в пустом прохладном полутемном зале. Темно здесь было оттого, что вокруг храма росли пальмы и кустарники, преграждавшие путь солнечным лучам.

Айсман сказал:

– Плохая примета – спотыкаться. А зальчик ничего себе... Тут бы столы для пинг-понга поставить, а не скамейки. Дурачат несчастных макак этакой красотой.

– Никого нет.

– А вон дверь. Узнаем его домашний адрес. Хотя раньше все они жили возле своих кирх. Как в автомобильном сервисе: родился кто или помер, а он тут как тут. Ненавижу церковных крыс, терпеть не могу.

Он постучал в дверь, которая была врезана в сплошную панель стены – за кафедрой и электророялем.

– Да, – ответил молодой голос по-английски. – Войдите.

В маленьком кабинете – стол и два стула – сидел паренек в строгом синем костюме. Увидев европейцев, он поднялся и сказал:

– Прошу вас, джентльмены...

– По-немецки, – сказал Айсман, – говорите по-немецки. Мы не понимаем вас.

Парень соболезнующе развел руками.

– Чжу Ши, – сказал Айсман. – Отец Чжу Ши? Где он?

– Чжу Ши? Настоятель? – парень снял телефонную трубку и набрал номер. – Отец Чжу Ши сейчас дома.

Он принял их в садике. Его дом был окружен со всех сторон пальмами, а в садике был бассейн с голубой водой.

– Я слушаю вас, господа.

Айсман, выдержав паузу, сказал слова пароля – старого, еще времен Гитлера:

– Никогда не думал, что путь из Европы в Азию так утомителен.

– Да, – ответил Чжу Ши, – резкая перемена температуры сказывается на организме.

Айсман и Вальтер переглянулись. Старик говорил совсем не то, что должен был сказать. Его отзыв был: «Зато азиатское гостеприимство поможет вам быстро прийти в себя».

– Нет, – сказал Айсман. – Я говорю, никогда не думал, что путь из Европы в Азию так утомителен.

– Садитесь, прошу вас.

– Вы должны ответить...

Чжу Ши перебил Айсмана:

– Я отвечаю так, как мне представляется нужным отвечать. Азиатское гостеприимство выражается в том, где принимают гостя: на палящем солнце или в тени, возле воды.

– Спасибо, – сказал Айсман и снова вытер лицо платком, который стал мокрым. – А куда садиться?

– На циновки. Это удобно.