Бомба для председателя

- Он торопился к Исии.

- Увы, это имя мне ничего не говорит.

«Вы мешаете мистеру Лиму, - продолжал тогда Хоа, - потому что нашли японку. У мистера Лима деловые связи с мистером Дорнброком. Я говорою вам это, потому что вы сказали мистеру Ричмонду: «Хорошо, что подобных вам топят здесь в каналах». Случай за вас, мистер Люс. Я ничего бы не смог поделать, я был бы вынужден, даже несмотря на вашу доброту ко мне, выполнить поручение мистера Лао, но случай за вас. Ведь с вами миссис Джейн, а ее муж работает в американской контрразведке… Она лишний свидетель, и я с радостью верну деньги мистеру Лао, полученные за то, чтобы вы навсегда исчезли. Вы стоили восемьсот долларов, мистер Люс. Я истратил на аренду такси восемь долларов, так что прошу их вернуть мне: я обязан отчитаться перед мистером Лао». Люс тогда попросил Хоа устроить ему встречу с мистером Лао. Хоа ответил: «Если вы станете рассказывать кому-то, о чем я говорил вам, я погибну, но я погибну, утвердившись в лютой ненависти к белым. Ненависть отцов, даже убитых, передается детям, мистер Люс. А каждый третий человек на земле - китаец».

Люс медленно тянул горячее сакэ - оно было горячим и чуть прислащенным, с очень нежным запахом. Он вспоминал, как наутро в номере ему подсунули газеты под дверь. Он всегда просыпался, когда связка газет влетала под дверь его номера и, проскользнув по натертым плитам кафельного пола, ударялась о ножку стула. Иногда газеты рикошетили к кровати, и Люсу даже не приходилось подниматься, чтобы узнать все новости.

На второй полосе он увидел фотографию автофургона с разбитым ветровым стеклом. Сверху был громадный заголовок: «Убийство коммерсанта Хоа Шу-дзэ (59 лет, владелец двух катеров и магазина около порта)». Люс подумал: «Никогда бы не дал ему пятидесяти девяти. От силы сорок». Только потом он понял, что это напечатано именно о Хоа, и что Хоа убит, и что ушел он из жизни с ненавистью к белым, которые протягивают руку, чуточку помедлив, - как Джейн в клубе.

- Вы думаете, я агент? - спросил Онума, когда они, сняв ботинки, вошли в салон мадам Сато, окруженные стайкой гейш. - Я не агент, Люсо-сан, просто мне, как и вам, нужен допинг. Умным людям всегда нужен допинг интереса. Меня попросили поговорить с вами. «Запомните его, - сказали мне, - когда он выпустит свой новый фильм, вам будет что написать».

Онума казался совсем трезвым, и поэтому Люс решил, что японец здорово пьян.

- Кто вас об этом просил?

- Друзья. У меня много друзей в Гонконге. Знаете, чтобы вы не думали, будто я какой-то агент, я дам вам один адрес. Это в Токио, возле небоскреба Касумигасеки…

- Спасибо. Чей это адрес?

- Там частная клиника.

- Спасибо. Но…

- Там сейчас лежит Исии-сан.

- Что?!

- Ничего. Просто мне приятно видеть вашу растерянность. Вы наивно считали, что умно и хитро ведете партию, а ведь всю партитуру беседы расписал я. Но вы стойкий человек, а мне это нравится… Вы понимаете, что играете смертельную игру?

- Вам это подсказали?

- Мне никогда никто не подсказывает. Я сам думаю, сопоставляю вашу заинтересованность с заинтересованностью моих друзей. Вы работаете на МАД? Нет?

- На военную контрразведку? Я? Почему?!

- Я прочитал об этом в немецких газетах.

- Когда это было напечатано?

- Дня три назад.

Люс хлопнул в ладоши и рассмеялся:

- Тогда у меня все хорошо, Онума-сан! Значит, они решили прижать меня с другой стороны, опозорить в глазах интеллигенции, когда не вышло у Ли…

- У кого?

- У Лихтенштейна, - ответил Люс спокойно. Он вовремя оборвал себя. «Ли» - это ведь не «Лим». Это «Лихтенберг», «Лихтенштейн», «Либерганд»… - Лихтенштейн - это враг моего продюсера, Онума-Сан.

- Но это не мистер Лим? - тихо спросил Онума и, не дождавшись ответа побледневшего Люса, пошел танцевать с одной из гейш. Невидимый магнитофон вертел мелодии Рэя Кониффа.

Люс поднялся, и его качнуло.

«А я здорово набрался этого сакэ, - подумал он. - Шатает. Ну и пусть. Сдыхать надо пьяным. Не так страшно. Но они сейчас не станут меня убивать. Я в их руках. Они крепко попугали меня с Хоа. Им кажется, что этого достаточно».

Онума-сан, держа в руке длинный бокал, шагнул ему навстречу. Он чокнулся с Люсом бокалом, в котором было шипучее шампанское, пролив несколько капель.

- Давайте выпьем за искусство, - сказал Онума. - За правдивое искусство. Сейчас искусство должно быть правдивым, как математика. Вот за это я хочу выпить.

- Ладно, - согласился Люс. - Только я осоловел.

- Можно попросить нашатыря.

- Нет, нет, не надо. А как вас можно называть уменьшительно? Я хочу называть вас ласковым именем…

- Японца нельзя называть уменьшительно, - ответил Онума. - Мы и так маленькие. А вы хотите нас еще уменьшить…

- Можно, я буду называть вас Онумушка?

- Это нецензурно, - ответил японец, - видите, наши подруги прыснули со смеху. Никогда не называйте меня так, очень прошу вас.

Токийский шофер подвез Люса к полицейской будке и показал пальцем на молоденького высокого парня в белой каске.

Полицейский дважды переспросил Люса, а потом облегченно вздохнул: