Бомба в Эшворд-холле

Да, очень некрасиво и даже подло рыскать вот так в спальнях других людей. Там все так лично, интимно… Это место, где можно быть самой собой, где раскрываются все секреты и отбрасываются уловки, где не нужно быть настороже и можно чувствовать себя защищенной от чужих взглядов, обнаженной во всех смыслах слова, и спокойно, безмятежно отдыхать или спать. В спальне Юдоры слегка пахло лилиями, и стоял еще какой-то запах, более тяжелый и пряный. Наверное, это пахнет ее любимыми духами.

Шарлотта подошла к двери, открыла ее и осторожно выглянула наружу. Это было совершенно бесполезно, и она сразу это поняла. Ведь если кто-то увидит, как открывается дверь, он обязательно посмотрит в эту сторону и увидит ее. И она ничем не сможет оправдать свое незаконное вторжение, никак не сумеет объяснить, зачем вошла в комнату Юдоры.

Но в коридоре было пусто.

Миссис Питт выскользнула из чужой спальни как раз вовремя. Из-за угла вышла Долл. Она показалась Шарлотте еще красивее, чем раньше, и впервые за все время миссис Питт увидела, как та улыбнулась. Горничная шла, высоко подняв голову, и двигалась легко и свободно. Шарлотта не знала, почему в ней произошла перемена, но при виде начавшейся улыбаться Долл она тоже почувствовала себя счастливой. Если кто-нибудь в этом доме и заслужил немного радости, то это, конечно, служанка Эйнсли.

– Добрый день, миссис Питт, – весело приветствовала ее горничная, – вам что-нибудь нужно? Могу я помочь?

Шарлотта была довольно далеко от своей собственной комнаты, но вряд ли могла сказать, что заблудилась. Она тщетно поискала в уме какую-нибудь вероятную отговорку, но ничего не придумала.

– Нет, спасибо, – просто ответила миссис Питт и поспешила мимо Долл в другой конец коридора к лестничной площадке.

Да, неприятность… Она хотела обыскать комнату Джастины, но ведь Эванс будет поблизости… И, возможно, ланч уже кончился, а Эмили не удастся удерживать всех за столом до бесконечности. Обыск комнаты Юдоры занял довольно много времени – наверное, достаточно, чтобы покончить с одной переменой блюд. Но для колебаний времени тоже нет. Надо все-таки попытаться осмотреть комнату Айоны.

Шарлотта оглянулась, нет ли поблизости еще кого-нибудь из слуг, открыла дверь этой комнаты и вошла. Занавеси в цветочном узоре были широко раздвинуты, и вся спальня наполнилась солнечным светом. Со столика исчезли бритвенные кисти Лоркана, запонки и косточки для воротничков, но в гардеробе все еще висели его вещи, а под ними стояла его обувь. Это вызывало неприятное чувство, которое немилосердно напоминало о том, как близки жизнь и смерть. Мгновение, и одна переходит в другую. Вчера утром Макгинли был жив. Он оказался гораздо смелее и самоотверженнее, чем предполагала миссис Питт. А сейчас слишком поздно, чтобы узнать, каким он был на самом деле, что стояло за его довольно колючей наружностью, его страстной ненавистью и неуемными амбициями, за которыми он, оказывается, скрывал свои достоинства. Он производил впечатление очень холодного человека, но не был таким на самом деле.

Как чувствует себя теперь Айона? Возможно, это начало конца ее романа с Фергалом Мойнихэном? По-видимому, у них наступило внезапное охлаждение чувств и они начали понимать, что очарование любви бессильно перед разницей их верований и убеждений.

Шарлотта открыла второй гардероб. В нем висели вечерние платья, но их было не так много, как она ожидала. Все они были темно-синими, темно-зелеными или насыщенного, чувственного красного оттенка, который вызвал у миссис Питт зависть. Все эти цвета были драматическими и в высшей степени подходили к темным волосам Айоны и ее синим глазам. Миссис Макгинли знает, как лучше себя подать. А еще знает, как с помощью шалей и блуз создать впечатление более обширного гардероба, чем он был в действительности.

Под платьями стояли три пары ботинок – коричневые, черные и желто-коричневые, как шкура оленя. Рядом с ними нашлась еще одна пара туфель зеленого цвета.

Шарлотта закрыла дверцы и оглянулась вокруг. Ничего интересного. Она задержалась взглядом на мусорной корзине. Хорошенькая плетеная вещица, на одной стороне цветочный узор… И в ней были клочки бумаги. Да, это было ужасно, однако женщина подошла к корзине, достала из нее два-три обрывка и посмотрела, что там написано. Как выяснилось, это был совершенно непростительный поступок, так как это были клочки разорванного любовного письма от Фергала. Миссис Питт прочитала всего несколько слов, но ошибиться было невозможно.

Она снова бросила обрывки в корзину. Лицо у нее пылало стыдом. Да, Кезии надо обладать большим запасом всепрощения, если только это возможно. Но, может быть, и Фергал, когда пришел его собственный черед испытать одиночество и поражение, понял хоть отчасти природу своего любовного умопомрачения? Может, он вообще понял что-то о любви и утрате, осознал, как легко подчиниться собственным желаниям, а значит, что необходимо жалеть тех, чьими чувствами ты пренебрег.

На лестничной площадке было пусто. Надо было обследовать комнату Джастины. Если это не Кезия, то она.