— Почему мы воюем против англичан, а не тех, кто развязал войну?
— Не понял?! — брови Владимира полезли на лоб.
— Мы бомбим заводы, порты. Убиваем простых пролетариев, а не богатеев-кровопийц. Почему бы не бомбить особняки лордов? Не разнести к собачьм чертям парламент или что там у них есть?
— А это поможет? — осведомился Макс.
— Конечно, поможет. Разбомбить угнетателей, редакции газет, банки, тогда простые люди сами поймут, что их обманывали и… — договорить ему не дали. Владимир бесцеремонно расхохотался.
— А как ты собираешься бомбить парламент? Ты и в завод-то попадаешь со второго захода, а тут точечная цель. И как сумеешь узнать, что тот самый Большой Лорд у себя дома, а не на рыбалке?
— Троцкизм не пройдет, — усмехнулся Хохбауэр. — Помню, один мой знакомый тоже любил порассуждать о мировой революции и пролетарской солидарности. Тоже не мог поверить, что финские рабочие будут в нас стрелять.
— И что с ним?
— Погиб зимой, он в пехоте служил. Так и остался лежать перед финским дотом. А их пулеметчики, потом их выкопали из-под обломков дота, все как один мобилизованная сельская беднота. Ты мне растолкуй, почему эти гады в нас стреляют? Почему они первыми напали на мою страну? Почему они в каждом вылете пытаются меня сбить?
— Так они же свою родину защищают, — ответил Дмитрий.
— Выходит, мы на них напали?
— Но ведь мы бомбим Англию. Деремся вместе с нацистами. Ты знаешь, что нацисты преследуют евреев?
— Ну и что? А в Советской России преследуют бездельников и воров, — безапелляционно заявил Ливанов, — ты этого не знал?
— Но ведь не все евреи плохие.
— Так не всех же преследуют. Вот твоя Сара. Кто ее преследует? Живет в доме по соседству с борделем. И никто из гестаповцев, никто из нацистов ни ее саму, ни ее родных и пальцем не тронул. А ведь каждый день под ее окном проходят.
— Почему мы не остановились, разгромив англичан в Персии? — продолжал Гордеев. — Почему мы пришли во Францию как агрессоры? Не знаешь? — вопрос адресовался Ливанову.
— Пойми ты, нельзя только обороняться. Если не добьем гадину, она вновь залечит раны и вновь нас укусит. Посмотри, в Гражданскую те же самые англичане полезли в Архангельск и Баку. Какого черта им было надо на нашей земле?
— Так мы их выгнали. Показали, что к нам лучше не лезть, — неуверенно продолжал Гордеев.
— И что? Они же опять на нас напали, — поддержал своего летчика Хохбауэр. — Нет, я думаю, пока не разгромим английских лордов, пока не высадимся на Остров, ничего не изменится.
— Но ведь люди гибнут.
— Наши тоже гибнут, и в Баку под бомбами гибли мирные люди, женщины и дети. Ты сможешь сказать то же самое в лицо майору Чернову?
— Все равно не могу понять. — Гордеев в этот момент был похож на нахохлившуюся ворону. Аргументы товарищей не оставили мокрого места от его миротворческих заявлений, но признаваться в поражении он не хотел. — Недаром, Володя, тебя Абрамов охмурял. Красиво излагаешь. Быть тебе помполитом.
— Нашел отмазку! — Хохбауэр громко захохотал, запрокинув голову. — Так все же правда!