Бомбейские чудовища

Лапочкин, помогая бабушке доктора Ватсона выбраться из саней, метнул гневный взгляд на нахала, но от слов воздержался из-за присутствия дамы.

Он уже полез было в карман за портмоне, однако миссис Смит приняла другое решение.

— Ты, голубчик, стой здесь и жди, — распорядилась она, — а то вообще ничего не получишь. Повезешь меня обратно, когда скажу. Иначе будешь иметь дело с короной Британской империи.

Возница от диковинных угроз захлопал глазами. Но соображал он медленно и достойного отпора дать старухе не успел. А ведь мог бы ответить, что чхать он хотел на Британскую империю! Служит он подданным Российской!

А миссис Смит увлекла помощника дознавателя к ярко освещенному подъезду.

Любезный швейцар открыл перед ними двери, и они попали в вестибюль гостиницы, в сказочное царство тепла, пальм и рододендронов. Несмотря на позднее время, в холле было многолюдно, и публика сплошь порядочная. Едва Лапочкин и его спутница освободились от заснеженной верхней одежды, скинув ее на руки швейцару, едва Дарья Эдуардовна, не без кокетства глядя в зеркало, подправила бесформенную шляпку, расстаться с которой она не пожелала, едва Лев Милеевич пригладил жидкую шевелюру, как к ним подошел подтянутый, безупречно одетый господин.

— Добро пожаловать, дорогие господа, — радушно приветствовал он гостей, — мы всегда рады посетителям нашего заведения. Честь имею представиться — владелец «Парадиза» Парамон Станиславович Семихолмский.

— Тот самый Семихолмский, князь? — не удержался Лапочкин, услышав древнюю фамилию, хорошо известную в Петербурге своим влиянием в аристократических и придворных кругах.

— Увы, всего лишь дальний родственник, — потупился хозяин гостиницы, — князь меня осуждает за низменные занятия в виде коммерции. Но я не в претензии. Новые времена наступают. Новые пути жизнеутверждения ищу.

Лапочкин промолчал, надеясь, что его спутница быстро расставит точки над и.

— Мы желаем видеть Раджу-Бабая, — без предисловий объявила миссис Смит.

— Так я и думал, — Семихолмский приветливо улыбнулся. — Хотя и не сезон, но благодаря Радже-Бабаю здесь уж полгорода побывало. Без него во сию пору для заведения одни убытки были бы. Однако все в светлое время дня приезжают. Потому как в вечернее и ночное сеансы идут, за них заранее по тарифу заплачено.

— Но я должна увидеть Раджу-Бабая, — Дарья Эдуардовна пропустила речи князя мимо ушей.

— Целитель снял под свой госпиталь целое крыло гостиницы, — пояснил Семихолмский. — Там устроено все разумно. Часть апартаментов отпущена под гостиницу для пациентов, а другая часть отведена собственно под процесс исцеления. Верите ли, настоящий ашрам: воскурения, ароматы, струнные, пение хоровое. Отказа никому нет. Раджа открыт для всех, но не все попадают в число избранных.

— Ведите же нас скорее, — нетерпеливо потребовала миссис Смит.

Предводительствуемая хозяином, парочка отправилась по чистеньким, убранным ковровыми дорожками коридорам и лестницам во владения целителя Раджи-Бабая.

— Некоторые полагают, здесь колдовство какое-то, — словоохотливый хозяин по дороге развлекал гостей, — а тут дело богоугодное. Сюда и священнослужители заезживают. Благословляют госпиталь, ибо речь идет о высшей любви и целительная сила любви в Тантре и заключается.

— В чем? В какой-такой Тантре? — недовольно перебила Семихолмского бабушка доктора Ватсона.

— Вот, сударыня, вы это у своего духовника и спросите. Или у любого другого. И сейчас в нашем «Парадизе» гостит один монашек. Совсем молоденький. За пожертвованиями явился. Согласитесь, пожертвований у греховных людей он брать бы не стал.

— С этим соглашусь, — миссис Смит милостиво кивнула, — а вот с Тантрой никогда. И слово-то какое-то бусурманское.

Они шли по коридору второго этажа, одна из дверей в номер была открыта. Уже миновав дверь, хозяин внезапно остановился и вернулся.

— А вот и предмет нашего разговора, — объявил он спутникам, свернувшим за ним к открытой двери. — Пахом, ты уже закончил убирать номер?

Коридорный, стоящий в дверях с ведром в одной руке и веником в другой, торопливо выскочил в коридор.

— Как есть, Парамон Стаславыч, управился. А уж за махонькую провинность не гневайтесь, попросил божий человек взглянуть на апартаменты звезды синема: разе то преступление? Ведь и им согрешить хочется, под рясой у них тоже сердце человеческое бьется.

Лапочкин с порога разглядывал фигуру в рясе, не скрывающей стройные мужские стати. Фигура располагалась спиной к нему, лицом к трюмо. И с каждым мгновением отражение в зеркале казалось ему все более знакомым.

— Хорошо, Пахом, иди, — господин Семихолмский ласково махнул рукой. — А к иноку у нас вопросец есть.

Пахом бочком потрусил по коридору, а Лапочкин не очень вежливо дернул за рукав Семихолмского.

— Чей это номер? — спросил он, понизив голос.

— А, и вас тоже заинтересовало, — Семихолмский подмигнул и заговорщицки зашептал, — нашей гениальной звезды синематографа Нины Бурановой. Скрывается здесь от назойливых поклонников.