Бомбы и бумеранги

Спас нас капитан. Быстрее всех сообразив, что происходит, он заорал: «Прикончите их!» Такая свирепая ярость звучала в его голосе, что мы беспрекословно подчинились. Еще миг назад в моей голове бушевал пчелиный рой, а все потому, что мой боевой товарищ Захария Прайс стоял напротив меня с каменными мертвыми глазами и тянулся за ружьем. А потом я услышал рев капитана – и, не раздумывая, бросился на Прайса.

Смыкая пальцы на его шее, я был готов к тому, что почувствую холод и твердость скалы. Но его шея была шеей живого человека, и я задушил своего друга.

Когда рассвело, мы насчитали одиннадцать убитых байдо-шини. Семнадцать наших людей восхода так и не увидели.

– Счастье, что эти отродья не умеют стрелять из луков, – мрачно сказал капитан. – Тогда нам быстро пришел бы конец.

«Нет, не быстро, – подумал я. – Мы бы бродили с бесцветными глазами следом за байдо-шини и делали то же, что они, пока милосердная смерть не забрала бы нас одного за другим».

Один из нападавших остался в живых. Уверен, он горько пожалел об этом. Потому что капитан хотел знать, откуда воины взяли свой дьявольский зеленый состав, а когда капитан чего-то хотел, противостоять ему было очень трудно.

Что это за вещество, терпеливо спрашивал он.

Где вы его раздобыли?

Вы не могли сделать его сами.

Кто вам его дал?

И наконец, несчастный исторг из себя ответ. В храме, простонал он, в храме розовых болот.

Будь я проклят, если в этих болотах есть хоть капля розового цвета. Моя невеста носила розовый капор, и этот оттенок лепестков шиповника, зацветающего ранним летом, я никогда не забуду. Но капитан кивнул так, будто слова умирающего байдо-шини что-то говорили ему.

– Покажи. Покажи на карте.

И байдо-шини показал.

Жрец явился вечером того же дня. На голову нацепил рог из слоновой кости, в уши повесил миниатюрные бивни. Маленький, безбровый, с длинным лягушачьим ртом и совершенно гладкий, точно слепленный из грязи.

– У вас есть огненные шары, – сказал он. – И ружья. И машины, которые ломают деревья. И железные пузыри, способные подниматься в небеса. У нас есть только наши мы и наши боги.

Я бы послушал, что он предложит, но надо знать капитана. Кто-то из нас презирал местных. Кто-то считал байдо-шини людьми второго сорта. Капитан не держал их за людей вовсе. Кажется, даже к визжащим на лианах обезьянам он относился с большим уважением. Обезьяны представляли собой животных в чистом виде, были ясны и, если можно так выразиться, определены. Место их было понятно: на лианах. А байдо-шини находились на промежуточной стадии, уйдя от обезьян, но не добравшись до хомо сапиенсов.

Капитан был человеком ясных позиций.

– Пошел вон, – брезгливо сказал он.

Жрец стоял неподвижно, как кукла. Как глиняный болванчик с желтым рогом, растущим из макушки.

– Есть храмы многих богов. Есть храм Одного. Один больше, чем много.

– О чем щебечет это существо, Милтон? – небрежно осведомился капитан.

– Об арифметике, сэр.

– Не уверен, что они имеют о ней хоть какое-то представление. Но даже этот безмозглый бурдюк должен понимать, что десять пинков под зад чувствительнее, чем один.

Жрец внимательно посмотрел себе под ноги. Икры у него были в черных разводах, и я ухмыльнулся, соотнеся длинный рог на макушке и грязь на его коже. На войне вы быстро приучаетесь видеть курьезное во всем, даже если это вспоротое брюхо какого-нибудь бедолаги. Смерть – презабавнейшая штука, когда перестаешь отворачиваться от нее.

– Вы не должны идти в розовые болота, – сказал жрец, не поднимая взгляда. – Мы никогда не будим этого бога.

И вдруг заговорил очень быстро, умоляющим тоном. Ореховые глаза его блестели, бивни раскачивались в ушах, маленькие руки, сложенные лодочкой, порхали перед лицом. Казалось, он вошел в какой-то транс и пытался увести за собой и нас. Я улавливал из его бормотания, что никакой зеленой смеси в храме нет, что это колдовство, которое исчерпало силу и больше никогда не повторится, что храм пуст с того дня, как возник, что бог станет судить всякого, кто явится к нему…

Но с капитаном такие шутки не проходят.

– Милтон, скажите, чтоб убирался ко всем чертям.

Жрец понял и без моего перевода. Он попятился и вдруг остановился и сказал по-английски с ужасающим акцентом:

– Вы превратитесь в байдо-шини.

– Что?

– Байдо-шини, – твердо повторил он. От убежденности в его голосе мне на миг стало не по себе. – Тот, кого судит бог, перестает быть собой.

– То есть вы измажете нас своей вонючей дрянью, и у нас помутится в мозгах? – усмехнулся я.

Но этот гладкий чурбан медленно покачал головой.

– Нет. Великий Бай-Шин всегда оставляет выбор.

Он наклонился вперед, и серьги в его ушах закачались утвердительно: всегда, всегда, всегда.

Капитан снизошел до улыбки.

– Чтобы я по собственной воле перешел на сторону дикарей! Капрал, вы слышали?

Я рассмеялся – искренне и от души. Капитан из тех людей, чья сторона предопределена с рождения.

Меня не оставляло ощущение, что жрец смотрит на нас с затаенной жалостью. Но ведь это он пришел к нам с мольбой, а не мы к нему.