Бомжиха

Надя. У нас телефона дома нет и мобильника тоже нет. Отец помер давно — по пьяни с чердака свалился. Врачи сказали, очень неудачно ударился. Хотя, если бы в больницу сразу отвезли, может спасли бы, а у нас и везти не на чем, и некуда. Ближайшую больницу закрыли давно. Но оно к лучшему. Маму он бил, денег домой почти не носил. Меня как-то раз изнасиловать пытался. Я убежала, а мать с тех пор боялась его сильно. И я боялась. Да, так вот, отца нет давно. А матери я письма слала: мол, все хорошо. Ответы согласилась женщина из ларька, что возле вокзала, на свой адрес принимать. Благо, мать не часто пишет: до почты еще поди дойди.

Леонид Степанович. Но три года, Надежда! Какой срок! И никак вырваться не пыталась? До дому-то далеко?

Надя. Далеко. И паспорт за билет требуют. А бежать куда? У нас одна при мне бежала. Они ее поймали. Далеко-то не уйдешь, а у них всюду свои люди, даже в полиции. Быстро по видеокамерам отследили, куда из перехода делась. Деньги отнимают. Я заначку делала — все равно нашли и забрали. Живем в бараке. На автобусе развезут по городу, а потом обратно собирают. С нами батраки живут — те, которые ремонт делают. Их привозят, они побатрачат и обратно — по домам. Но им немного денег дают, домой отпускают. А среди таких как я: бомжи, инвалиды. Те тоже без дому. Кто, как я, приехал счастья в Москве искать, кого из квартиры выселили родственники, кто еще как жилплощадь потерял. Глухая одна есть. Так поет! Иногда она со мной в одном переходе сидит. Она в дальнем конце поет. Заслушаешься! Ее родная мать из квартиры выписала, а потом квартирку продала.

Екатерина Аркадьевна. Как же глухая поет? У нее ж слуха нет.

Надя. Не знаю. Она и правда не слышит ничего. Позовешь ее — не слышит. Мы и так, и эдак проверяли. Реально глухая! А поет…

Леонид Степанович. В природе всякое случается, дамы. Мир нами не изучен. Совсем не познан. Мы сами многое можем, просто не проверяли.

Екатерина Аркадьевна

. Ой, Степаныч! Чего ты не проверял? Петь ты ни черта не умеешь. Слуха у тебя нет, а не глухой. У меня тоже нет. Пить мы с тобой горазды, а не петь. И ничего более.

Леонид Степанович. Ты, Катерина, на себя не наговаривай. Ты французский знаешь. Не каждому дано говорить на иностранных языках. У меня со школы дело не шло. Только и помню: «Ахтунг, ахтунг, в небе Покрышкин».

Надя. Чего?

Леонид Степанович (терпеливо). Немецкий я учил. Пытался, по крайней мере. Во время войны был такой летчик — Покрышкин. Немцев пугал. Они передавали по рации: «Внимание, внимание, в небе Покрышкин».

Екатерина Аркадьевна. Степаныч всех уже достал этой историей. Ты лучше, Надя, скажи, как же ты бежала из бомжей? Или ты не бежала? Или тебя к нам на скамейку положили работать? Так у нас тут особо денег не соберешь. Мы бы и сами рады, но нет тут ни олигархов особых, кроме Валерика, ни нефтяной скважины. А детишек мне самой не хватает.

Надя принимается плакать.

Леонид Степанович. Господи, Надежда! Тут лужа скоро будет! А ты, Катерина, чего тоже несешь! Нате, вот, выпьем. И потом рассказывай дальше. Катерина права: непонятно, зачем ты у нас-то очутилась.

Надя

. Вчера подошел Серега. Он у нас за главного. И говорит: денег приносишь мало. И вообще примелькалась на всех вокзалах уже. Пора, говорит, менять специальность. Я ничего не поняла сначала. А он продолжает: будешь обслуживать приезжающих бизнесменов. Я опять не понимаю. Серега объяснил: выгодная, говорит, работка. Приехал мужик или уезжает, короче, на вокзале он. Нормальную проститутку снять ему дорого, а хочется. Он снимает поминутную. Серега говорит, даже часовая уже не так идет, а поминутная — очень хорошо. Дешево, говорит, и сердито. Навыков, говорит, тебе, Надюха, никаких не надо, но в общих чертах мы тебя просветим.

Надя плачет сильнее.

Леонид Степанович. Сволочи! Вот, Катерина, как бывает!

Екатерина Аркадьевна. Ничего себе! Додумались! Поминутно! И ты, Надь, бежать?

Надя. Испугалась сильно. Они иногда приставали к нам и раньше, но как-то обходилось. Кому бомжиха нужна. Проституток ведь всегда держали. Они посимпатичнее. Но тут Серега говорит, кадров не хватает. Завтра тебя отмоем, переоденем и — вперед. Поняла, что если они меня заставят эту работу выполнять, то со дна мне уже не подняться. Хозяева сами не брезгуют пользоваться бесплатно их услугами, полиция иногда приходит. И вообще, это — грязь, болезни. Я уж там наслушалась и насмотрелась!

Леонид Степанович. Как ты бежала-то?