Борьба экономических идей: Великие споры и эксперименты последнего столетия

Следующие две главы посвящены послевоенному развитию событий в сфере валютных режимов и денежной политики. В главе 11 рассказывается о Бреттон-Вудской конференции, о том, как и почему Кейнс и другие экономисты, участвовавшие в ней, разработали концепцию международной валютной системы, уменьшавшей роль золота и дававшей больший простор для дискреционной денежной политики на уровне отдельных стран. Бреттон-Вудская система рухнула в 1971 году по причинам, о которых у экономистов нет единого мнения. Ее крушение совпало с началом периода высокой инфляции, что, как показано в главе 12, создало благоприятные условия для возрождения и развития «монетаристских» идей в концепциях Милтона Фридмана и других ученых, бросивших вызов господствовавшему кейнсианству. В главе 13 мы обращаем внимание на разрастание государства в послевоенную эпоху и противопоставляем друг другу две основные экономические теории, отражающие различные взгляды на этот процесс: «оптимистичную» по отношению к государству теорию общественных благ и описывающую его с «циничной» точки зрения теорию общественного выбора. В главе 14 контекстом для анализа давнего спора между фритредерами и протекционистами выступает послевоенный рост международной торговли. В главе 15 рассматривается столкновение кейнсианцев и «неоклассиков» по поводу выгод и издержек, связанных с бюджетным дефицитом и государственным долгом. Спор о дефиците и долге естественным образом возобновился в связи с долговым кризисом 2010 года в Греции и Ирландии, распространившимся в 2011 году на Португалию и грозящим перекинуться на Италию и Испанию, а также в связи с ростом долгового бремени других государств, включая США и Великобританию.

Есть ли последствия у экономических идей?

Действительно ли столкновение идей в экономической науке имеет какое-то значение для выработки практической политики? Есть ли последствия у экономических идей? Экономисты спорят и об этом. И Кейнс, и Хайек считали, что экономические идеи оказывают глубокое влияние на государственную политику. В статье «Интеллектуалы и социализм» Хайек отмечал:

…Характер процесса, посредством которого интеллектуалы оказывают влияние на политику завтрашнего дня, имеет далеко не академический интерес. <…> То, что современному наблюдателю представляется битвой конфликтующих интересов, нередко бывает отражением давнишней схватки идей, в которой участвовали небольшие группы лиц[3].

В свою очередь Кейнс в изданной в 1936 году книге «Общая теория занятости, процента и денег» заявил (этот пассаж по понятным причинам очень любят цитировать ученые-экономисты):

Идеи экономистов и политических мыслителей – и когда они правы, и когда они ошибаются – имеют гораздо большее значение, чем принято думать. В действительности именно они и правят миром. Люди практики, которые считают себя совершенно не подверженными интеллектуальным влияниям, обычно являются рабами какого-нибудь экономиста прошлого. Безумцы, стоящие у власти, которые слышат голоса с неба, извлекают свои сумасбродные идеи из творений какого-нибудь академического писаки, сочинявшего несколько лет назад[4]

.

Другие ученые оспаривают гипотезу Хайека и Кейнса. Так, великий итальянский экономист Вильфредо Парето в своей книге «Трактат по общей социологии» (изданной по-английски в 1935 году под названием «Разум и общество») сформулировал прямо противоположную точку зрения. По его мнению, политически доминирующие в обществе группы интересов рассчитывают, что именно наилучшим образом служит их благосостоянию в данных социально-политических условиях, и на основе этого расчета предопределяют как экономическую политику, избираемую правительством, так и экономические теории, одобряемые представителями академического мейнстрима. Научные теории – лишь ширма, никак не влияющая на выбор политического курса.