То есть, опасаясь упустить деятельного и опасного революционера, полковник предлагал сразу начать против него очередное расследование и в целях «профилактики» вновь «загнать» его в административную ссылку. Однако Московское охранное отделение обладало более творческим мышлением и большим опытом борьбы с подпольем. «Обыск Джугашвили недопустим, — немедленно телеграфировал Заварзин, — в случае отлучки сопровождайте наблюдением, одновременно телеграфируйте мне о времени и направлении поездки». Логика начальника московской охранки очевидна — через наблюдение за «серьезным эсдеком», руководителем высокого партийного ранга, он намеревался проследить связи ЦК РСДРП в России.
Такой план действительно был конструктивным, но его осуществление не принесло результата. Опытный конспиратор, Коба переиграл жандармов. Он спутал карты охранки. Уйдя от слежки наружного наблюдения, он отправился в Петербург для встречи с Орджоникидзе. Вера Швейцер пишет: «После объезда нелегальных организаций в начале августа в Питер приехал Серго Орджоникидзе и здесь встретился с товарищем Сталиным. Серго передал ему директиву от Ленина и рассказал о положении дел, сообщил, что Ленин вызывает Сталина приехать за границу для обсуждения внутрипартийных дел. От Серго Сталин узнал, что он для усиления большевистского влияния введен в состав Заграничной организационной комиссии (ЗОК) по созыву партийной конференции».
Из Петербурга Иосиф Джугашвили тоже исчез по-английски — не попрощавшись. Д. Постоловский писал Н.К. Крупской: «Тов. Коба приезжал сюда. Но не знаем, куда девался. Предполагаем, что арестован». Нет, он не был арестован. Получив столь необходимую информацию и директиву от Ленина, он не был намерен рисковать. Сейчас, когда планы ближайшего будущего определились, он предельно осторожен. Он решил не искушать судьбу; не
стал ставить в зависимость от случайности свои намерения и подвергать себя опасности ареста за самовольную отлучку из Вологды.
Он начинает готовиться к путешествию в Берлин, но возможность осуществления предстоявшего ему предприятия была осложнена многими обстоятельствами. Главными проблемами были получение надежных документов и денег на поездку. Но для этого нужно восстановить утерянные связи, а это в его положении было далеко не просто.
Практически ему не на кого опереться. Круг людей, с которыми он общается в провинциальной Вологде, ограничен. Наиболее близкие, почти приятельские отношения у Иосифа сложились с Петром Чижиковым, переселившимся сюда после окончания срока ссылки из Тотьмы. Напомним, что с луганским рабочим Петром Алексеевичем Чижиковым он познакомился еще в ноябре 1909 года, в Бутырской тюрьме, при следовании в первую вологодскую ссылку.
Но с чего-то нужно было начинать. Посвященный в его планы молодой рабочий весьма ответственно отнесся к возможности оказать содействие товарищу по партии. Конечно, «рядового» революционера вдохновляла причастность к серьезному делу, связанному с намерениями одного из руководителей партии. Он сам предложил Иосифу свой паспорт и предпринял шаги по изысканию денег на предстоящее «путешествие».
Правда, последнее не принесло реальных результатов. Более того, о действиях Чижикова сразу стало известно жандармам Дело в том, что в письме к некоему А.С. Романову Петр обратился «с просьбой помочь ему деньгами для переезда в Тулу». Чижиков не знал, что Романов был провокатором и значился в жандармских документах под кличкой Георгий.
Романов отреагировал на просьбу соответственно своему положению сексота. Хотя он выслал просителю «6 рублей и посоветовал обратиться за более серьезной помощью к бывшему студенту Московского университета» К.А. Паниеву, но одновременно с этим о письме Чижикова провокатор донес жандармам. И 24 августа начальник Вологодского Губернского жандармского управления передал эту информацию в Тульское ГЖУ.
Кстати, ссыльный Константин Паниев, к которому провокатор посоветовал Чижикову обратиться за поддержкой, был уроженцем Гори, и жандармы, даже невольно, могли сложить два и два,
сделав определенные выводы. Трудно сказать, к какому заключению пришли полицейские аналитики.
Но нельзя не обратить внимания, что упоминание Тулы содержится не только в жандармском сообщении. Большевик Иван Голубев, на квартире которого в Сольвычегодске проходили собрания социал-демократов, пишет в это же время Иосифу Джугашвили: «Я был уверен, что ты гуляешь где-нибудь по другим улицам Вот получил вчера из Т(улы) от приятеля письмо, из которого узнаю, что ты не сдвинулся с места, так же по-старому коптишь в полуссыльном положении. Печально дела обстоят, когда так.