Это позволило Тухачевскому две трети сил Западного фронта сосредоточить на узком участке в 90 километров. Не встречая особого сопротивления противника, 11 июля его войска заняли Минск. Армии польского Северо-Восточного фронта отступали в беспорядке: «выкидывали публику с вокзалов, грабили и убивали население и поджигали город...» 14-го числа войска Запфронта вошли в Вильно (Вильнюс), а 19-го, форсировав Неман, наступали уже по территории Польши.
Успехи на польском направлении вызвали эйфорию в РВС Республики и ЦК. Под впечатлением поспешного, почти панического отхода поляков многим уже казалось, что теперь путь на Варшаву открыт. Взятие Варшавы как «пролог к мировой революции» грезилось и бывшему подпоручику — командарму Запфронта.
Перед началом этого не встречавшего отпора наступления Тухачевский издал известный приказ, призывавший устремить «взоры на Запад». «На Западе, — писал он, — решаются судьбы мировой революции. Через труп белой Польши лежит путь к мировому пожару. На штыках понесем счастье и мир трудящемуся человечеству. На Запад! .-Варшаву — марш!»
Радужные перспективы польской, германской и мировой революции в «Походе за Вислу» рисовались не только протеже Троцкого — Тухачевскому. Их разделяли многие. В историографии редко упоминается о том, что в этот период всеобщего торжества и упоения триумфом побед Сталин предостерегал от состояния эйфории в войне с Польшей. Человек, никогда не терявший трезвости ума, он оставался реалистом и в часы поражений и в дни побед.
Но что было особо важно в межнациональной войне, он очень остро чувствовал и понимал психологические оттенки взаимоотношений и интересы населения разных национальностей. И его прогнозы всегда были политически безошибочны. Причем они исходили из особенностей ситуации. Еще за день до отъезда на Юго-Западный фронт в своей статье «Новый поход Антанты в Россию», опубликованной 25—26 мая «Правдой», Сталин указал на ненадежность тыла польских белооккупантов, предпринявших интервенцию.
«Выдвигаясь за пределы Польши, — отмечал он, — и углубляясь в прилегающие к Польше районы,
Он с самого начала не скрывал своих скептических взглядов в отношении ведения войны на территории Польши. «Ни одна армия вмире, — указывал Сталин, — не может победить (речь идет, конечно, о длительной и прочной победе) без устойчивого тыла. Тыл для фронта — первое дело, ибо он, и только он, питает фронт не только всеми видами довольствия, но и людьми — бойцами, настроениями, идеями. Неустойчивый, а еще более враждебный тыл обязательно превращает в неустойчивую и рыхлую массу самую лучшую, самую сплоченную армию...»
Но сделав такие выводы, Сталин предупреждает, что в случае вторжения советских войск на территорию Польши —
Его преобладающее настроение — «чувство отчизны» — передается по многочисленным нитям польскому фронту, создавая в частях национальную спайку и твердость. Отсюда стойкость польской армии. Конечно, тыл Польши неоднороден... в
Практически уже в начале новой Советско-польской войны, еще до побед под Киевом и Минском, еще до Варшавской катастрофы, он пророчески указал на политические и моральные факторы, которые и определят дальнейшее развитие событий. Это были серьезные и важные предупреждения.
Однако у коллег Иосифа Сталина по Политбюро имелась другая точка зрения. Троцкий писал, «что