Произведенной по сему делу перепиской в порядке охраны выяснено, что Нижерадзе — крестьянин Дидиловского сельского общества Иосиф Виссарионов Джугашвили, привлекавшийся в 1902 г. при Кутаисском губернском жандармском управлении по 251 ст. и при Тифлисском по 1 ч. 251. ст. Уложения о наказаниях. Последнее дознание было разрешено административным порядком, и Джугашвили по высочайшему повелению от 9-го июля 1903 г. был выслан в Восточную Сибирь (под надзор полиции на 3 года), откуда скрылся и разыскивался циркуляром Департамента полиции от 1-го мая 1904 г. за № 5500. Иосиф Джугашвили с 25 марта сего года содержится под стражей в бакинской тюрьме. Полагал бы Иосифа Виссарионова Джугашвили водворить под надзор полиции в Восточную же Сибирь
Дальше механизм бюрократической карательной машины продолжал крутиться почти по инерции. По коридорам российской власти дело Джугашвили двигалось как по накатанному пути. Бакинский градоначальник генерал-майор М.А. Фолькбаум поддержал предложение Козинцева о высылке Иосифа Джугашвили «на три года» в Сибирь и вместе с документами еще семи арестованных направил материалы в Департамент полиции. 26 сентября Департамент сделал доклад Особому совещанию при МВД, предложив: «Выслать в Тобольскую губернию на три года под гласный надзор полиции». В тот же день Особое совещание приняло постановление об утверждении этого предложения.
Итак, в конце сентября все определилось. Его судьба на дальнейший период была уложена в рамки монархического юридического права. И в некоторой степени Иосиф Джугашвили даже мог чувствовать себя удовлетворенным. Царские церберы не раскрыли опасных деталей его подпольной деятельности после побега. Более того, решением Особого совещания предлагаемый Департаментом срок его ссылки был сокращен до двух лет и вместо затерянной
на краю земли Сибири отбывание ссылки и «гласного надзора» ему определили в Вологодской губернии. Правда, не менее забытой Богом.
Есть основание предположить, что сокращение срока с трех лет до двух все же стало следствием учета возможности применения к его первоначальной ссылке указа об амнистии. В Манифесте от 11 августа 1904 года говорилось: «Лицам, подвергнутым... ограничению в праве избрания места жительства свыше одного года... сократить срок взыскания на одну треть по удостоверении в добром поведении отбывающего взыскание».
Конечно, побег из ссылки не свидетельствовал о «добром поведении», но и сведений о других отягощавших наказание обстоятельствах в руках чиновников, решавших его судьбу, не было. Так или иначе, но 29 сентября постановление было утверждено министром внутренних дел Столыпиным. Об этом решении Департамент полиции известил Баку 8 октября. Письмо поступило в канцелярию бакинского градоначальника через 12 дней после отправки, но только 4 ноября Фолькбаум дал распоряжение полицмейстеру «поставить в известность о решении» и выслать И. Джугашвили в Вологодскую губернию с «первым же отходящим этапом». С момента его ареста прошло более семи месяцев.
Баиловская тюрьма, в которой «проводил» все это время Иосиф Джугашвили, была переполнена. Рассчитанная на 400 заключенных, она вместила в свои казематы полторы тысячи человек. Даже после введения для борьбы с революционерами военно-полевых судов — этой столыпинской «скорострельной юстиции» — недостатка в заключенных у тюремщиков не было. Поэтому режим содержания арестантов был в некотором смысле «демократически-либеральным». Двери камер не закрывались, заключенные ходили друг к другу «в гости», многие спали в коридорах. Даже осужденные смертники содержались вместе с другими заключенными. Их вырывали по ночам из рядов спящих людей и «тащили на виселицу в тюремном дворе».
Сразу по прибытии в Баиловскую тюрьму Иосиф Джугашвили оказался в камере № 3. К моменту его появления среди обитателей камеры, считавшейся «большевистской», здесь находились будущий член ЦК партии и нарком тяжелого машиностроения Серго Орджоникидзе, Владимир Готфридович Юстус, Павел и Григорий Сакварелидзе.
Политические жили коммуной — «пища, чай, продукты, пере-
даваемые с воли, были общими»; с воли получали политическую литературу, доходили даже письма из-за границы. Здесь в замкнутой атмосфере, отгороженной от внешнего мира каменными стенами, существовало некое внутреннее самоуправление. Илья Надирадзе, знавший Иосифа еще по Гори и живший в детские годы в соседнем с ним доме, был одним из старост, избранных самими заключенными политического корпуса. Двумя другими являлись Андрей Вышинский и Владимир Юстус. «Т. Андрей, — вспоминал Надирадзе, — был прикреплен к кухне, Юстус — к пересыльной части, я — к административной части».