Борьба за власть: Троцкий, Сталин, Хрущев, Брежнев, Андропов

И вместе с тем солдаты Великой Отечественной – от рядового до генералиссимуса – не только История Родины, но и пример для более молодых ее граждан и власти, а те из них, которые дожили до наших дней заслуживают настоящих (а не пиара) внимания и заботы, достойного материального обеспечения старости – последних дней своей жизни.[19]

Итак, водружено советское Знамя Победы над немецким Рейхстагом. Подписаны акт о безоговорочной капитуляции Германии, отошло в Историю последнее военное событие – переговоры в Потсдаме глав великих держав-победительниц. Отгремели салюты в столицах. Радость в связи с победоносным окончанием войны согревала сердца всех живых, страна трепетно ожидала возвращения своих сыновей и дочерей, каждая семья – своего родного человека – героя и мученика, того, о ком помнили непрерывно, стоя у штурвала комбайна, в забое угольной шахты и т. п.

Но война окончилась не для всех, она продолжалась:

для бывших военнопленных, попавших в немецкий плен волею судьбы и неудач командования, для тех военнопленных – рядовых бойцов и командиров, которые чудом выжили в гитлеровских лагерях смерти (ведь 4 из 5 их товарищей остались навечно за лагерной колючей проволокой, погибнув от издевательств, непосильного труда, голода, холода, болезней) и которые теперь вместо возвращения к семьям были заключены органами безопасности в концлагеря ГУЛАГа;

для семей военнопленных, которые согласно приказу Верховного главнокомандующего обвинялись в измене Родине, что неизбежно влекло за собою дискриминацию и даже репрессии;

для матерей и жен, сыновья и мужья которых числились пропавшими без вести, но счастливого возвращения которых, несмотря ни на что, матери и жены ожидали, ожидали до самой своей смерти;

для сирот, которые, оставшись без кормильцев, без заботы отцов, предоставленные сами себе голодали и, умирая, предсмертным шёпотом звали на помощь своих погибших на войне (или томящихся в отечественных лагерях) отцов;

для 5 миллионов юношей и девушек, вернувшихся на Родину после насильственного рабского пребывания в Германии, а теперь вынужденных быть «без вины виноватыми» со всеми вытекающими из этого последствиями;

для жителей городов и сел, находившихся на оккупированной врагом территории, многие из которых были участниками сопротивления, потерявших имущество, средства к существованию, но теперь вынужденных конфликтовать с возвращающимися из глубокого тыла реэвакуантами из-за жилья и рабочих мест, из-за веры в свою равноправность с ними, веры в справедливость (эта конфликтность достигла такого уровня обострения и масштаба, что руководители государственных органов бывших в оккупации областей вынуждены были, как, например, секретарь ЦК Компартии Украины Н. С. Хрущев, обращаться к правительству страны с просьбами упорядочить сам процесс реэвакуации (и, кстати, именно в связи с этим Н. С. Хрущев был смещен с должности 1-го секретаря компартии Украины и заменен командированным из Москвы Л. М. Кагановичем);

для тех политзаключенных периода репрессий 1937–1938 годов, которые выжили в тюрьмах и лагерях и у которых окончились приговорные сроки наказания; этим страдальцам не разрешали покидать лагерных районов, а при особой настойчивости под всякими предлогами вновь судили и приговаривали к следующим годам заключения, а в других, немногочисленных случаях, разрешив выезд, запрещали (без учета прежнего места жительства) поселяться в крупных городах и некоторых других районах, а также работать по прежней специальности;

для жителей тех районов Западной Украины и республик Прибалтики, в которых продолжалась вооруженная борьба войск госбезопасности с отрядами УПА и «лесными братьями»;

наконец, для сотен тысяч воинов-калек, которые жертвенно сражались за Родину, были тяжело ранены или обморожены, затем спасены медиками, но изуродованные, нетрудоспособные, беспомощные, вдруг оказались никому, кроме самых близких людей, не нужными и вначале брошенными на произвол случайностей, а затем и вовсе изолированными в так называемых спецмедучреждениях.

Вернувшиеся с войны живыми фронтовики отличались от себя, довоенных, моральной, нравственной сущностью, исповедуемыми ценностями, прямотой и бескомпромиссностью и поэтому в большинстве не адаптировались к реальной жизни. Научившиеся презирать смерть и безразличные к страху, верящие в справедливость и товарищество, ожидающие естественного общественного и государственного признания своих военных подвигов и даже, быть может, материальной поддержки, мужественные и отважные, они столкнулись с равнодушием общества приспособленчества и потребительства, карьеризма и вероломства.

Трагедия состояла не только и не столько в том, что «искалеченные», а на самом деле перевоспитанные войною солдаты не сумели влиться в общество, а в том, что само общество оказалось не в состоянии и не захотело подняться до их нравственного уровня, который не только открылся, но и был их сутью, смыслом существования на войне.