Борьба за жизнь

Доктора дома не было, мадам Шарле отдыхала, ординарец занимался птицей, так что этот быстрый разговор остался незамеченным. Бросив на невесту взгляд, полный любви и нежности, Поль вернулся в лагерь.

Прежде чем растянуться в гамаке, где провел столько долгих и мучительных ночей, Поль наклонился к Майпури и тихонько шепнул, что бегство назначается на завтра.

— Хорошо, — хладнокровно отозвался гигант.

— Завтра в шесть надо быть у слияния Балете и Марони.

— Буду. А твоя невеста?

— Присоединится к тебе на полчаса позже.

— Ладно!

— Что делать с утренней перекличкой?

— Ты забыл, что вот уже неделя как я от нее освобожден? Араб Мустафа, ухаживающий за быками, болен, и я задаю им корм в пять часов утра.

— Замечательно! Все складывается как нельзя лучше!

— Так будет и дальше, — улыбнулся гигант. — А твой золотник?

— Под курткой, вместе с ключом. Я уже взял его из тайника.

— Удачи, мой маленький Поль. — Голос Майпури был теплым и ласковым. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, дорогой Жозеф.

Поль проснулся в пять часов после тяжелого, беспокойного сна. Не торопясь оделся, представился надзирателю, и тот, зная, что юноша идет растапливать машину, открыл ворота.

Был прилив. Причаленный шлюп стоял носом к волне, к открытой реке. Очень удачно, так как расположение судна сэкономит Полю вираж[150].

В домике надзирателей Поль сказал дежурившему Жанне, что идет растапливать машину. Закутанный в противомоскитную сетку, едва проснувшийся, тот что-то неразборчиво пробурчал. Юноша спокойно поднялся на шлюп — часовой имел приказ пропустить истопника.

Так же хладнокровно, словно на кон не были поставлены его жизнь и свобода, Поль стал закладывать дрова в топку, проверил различные части машины, подождал, когда поднимется давление, и за три четверти часа перепилил причальное кольцо.

Марьетта, также почти не спавшая в эту ночь, вышла из дома доктора вскоре после ухода того в госпиталь. Мадам Шарле еще спала, а ординарец воспользовался моментом, чтобы побаловаться на кухне с очаровательной мулаточкой, не оставшейся равнодушной к авансам мужественного кавалера.

Марьетте хотелось поблагодарить своих благодетелей, выразить сердечную признательность, объяснить, почему уходит без единого слова прощания, обещать, что напишет, когда они окажутся в безопасности. Но это было невозможно. Девушке в голову пришла трогательная мысль. Она срезала ветку иксоры, любимого цветка хозяйки, и, поцеловав, осторожно положила у двери спальни.

«Она поймет, — подумала беглянка, — она поймет…»

Марьетта вышла со спокойным видом, как будто собралась погулять и подышать свежим воздухом, пока еще не взошло беспощадное солнце. Она смело ступила на дикую траву, которая по мере удаления от городка становилась выше и пышнее. Вскоре послышался легкий свист Майпури, спрятавшегося в высоких камышах. Марьетта прижалась к нему и, опустив глаза, заметила, что вода у берега, почти у самых ее ног, покрыта раскрывшимися цветами огромных кувшинок.

Было ровно половина восьмого.

В это время Поль развел в топке шлюпа большой огонь. Через четверть часа должен был наступить столь долгожданный и опасный момент. Молодой человек быстро водворил на место золотник. Для этого пришлось отвинтить ключом восемь или десять болтов и снять коробку. Процесс занял десять минут. Когда был затянут последний болт, прошло сорок пять минут от начала операции.

У Поля еще хватило хладнокровия подождать пять минут и снова нагреть машину. Увидев вдали на улице, обсаженной манговыми деревьями, механика Тимолеона, юноша понял, что больше нельзя терять ни минуты. Одним ударом он рассек удерживающее кольцо, уже пропиленное на три четверти, запустил мотор и, когда тот начал бешено вращаться, бросился к рулю. Шлюп прыгнул вперед, как пришпоренная лошадь.

Надзиратель Тимолеон издал яростный вопль, но оглушенный происходящим часовой забыл о своем ружье.

— Огонь! Да стреляй же, идиот! — ревел надзиратель. — Тревога! Побег! К оружию!

Тимолеон наудачу стрелял из револьвера по удалявшемуся шлюпу. Часовой, выйдя из столбняка, тоже схватился за ружье. Все, находившиеся на постах, бросились к воде. Захлопали выстрелы. Пятьдесят ружей, выстроившиеся в шеренгу, одновременно изрыгали огонь, пули сыпались градом вокруг суденышка, задевая металлический борт, пробивая деревянную оцинкованную крышу, но чаще падая в воду и поднимая небольшие фонтанчики. Возбужденные солдаты стреляли торопливо, не целясь, и промахивались.

Через мгновение Поль, живой и невредимый, был вне их досягаемости. Он несколько раз свистнул, но не из бравады[151], как подумали стоявшие на берегу, а чтобы предупредить друзей о своем появлении. Направляя шлюп к берегу, молодой человек весело воскликнул:

— Ни одной царапины! Эй, пассажиры, отъезжающие в Английскую Гвиану, занимайте места!

— Слава Богу, жив! — с облегчением прошептала Марьетта.

— Молодец, Поль! — похвалил Майпури. — Ничего не скажешь, ловок, уж я-то знаю толк! А вас, мадемуазель, позвольте поднять… вот так!