Борис Годунов

Летом 1564 года, в письме князю Курбскому, Иоанн, отметая упреки в жестокости, заявлял: «А за вашу службу, о которой говорилось выше (чуть раньше он говорил о “злобесивом сопротивлении” таких людей, как Курбский. — Л.Б.), вы достойны казней и опалы; но мы ещё милостиво вас наказали, — если бы мы наказали тебя, как следовало, то ты бы не смог уехать от нас к нашему врагу; если бы мы тебе не доверяли, то не был ты отправлен в наш окраинный город и убежать бы не смог»^^^ Постепенно, по мере нарастания опыта проб и ошибок, Иоанн разуверивался всё больше и больше в добросердечии натуры человеческой, всё меньше и меньше полагался на «увещевания», которые «злобесивыми» людьми воспринимались как «слабость» или не воспринимались вовсе.

Преодолев возраст Христа — тридцать три года — Первый Царь стал являть свой новый нетерпимый образ, ранее широко не известный. Как написал он сам в 1564 году, «добрым — милосердие и кротость, злым же — жестокость и муки, если этого нет, то (тот) не царь. Царь не страшен для дел благих, а для зла». Царский меч — «для устрашения злодеев и ободрения добродетельных »^^^.

Его карающий меч теперь обрушивался не только на иноплеменных врагов, но и на своих, на ближних, кому доверял, кого порой любил, кто клялся на Кресте быть «верным до гроба», но кто при первой же возможности изменял и предавал; думал не о благополучии государевом, то есть Государственном интересе, а только о своей личной выгоде. Они ведь тоже оказались врагами, не менее страшными, чем «басурмане» и «латины». Эти отступники предали поруганию Крест Христов, выступив открытым предательством или тайным злоумышлением против Царя, а значит, и против Всевышнего! Фигура князя А. М. Курбского самая показательная и известная, но таковые находились и раньше и потом; кому-то, как пресловутому князю, удалось убежать^^^, иных настигала царская кара...

1564 год можно назвать переломным в умонастроении Царя Иоанна. Первые двадцать лет царствования он хотел править миролюбиво и благочестиво — отдельные примеры опал и даже казней общей картины не меняли. Иоанн тогда чаще всего полагался на «клятвы» и «заверения» своих подданных, всё ещё надеясь, что строгостью, но и снисхождением можно переломить человеческую природу. Затем пришло убеждение, что люди, отмеченные клеймом первородного греха, не могут по доброй воле следовать за Царем, служить ему честно и нелицемерно.

Первый Царь точно знал, как надо повиноваться, как надо служить своим хозяевам. То святые апостолы Петр и Павел, истолкователи Божией воли, заповедовали, а наставления их Иоанн знал наизусть и не раз на эти установления ссылался. «Слуги, со всяким страхом повинуйтесь господам, не только добрым и кротким, но и суровым. Ибо то угодно Богу...» (1 Пётр. 2, 18–19). «Рабы, повинуйтесь господам своим по плоти со страхом и трепетом, в простоте сердца вашего, как Христу, не с видимою только услужливостью, как человекоугодники, но как рабы Христовы, исполняя волю Божию от души, служа с усердием, как Господу, а не как человекам» (Еф. 6, 5–7).

А ему. Царю Православному, первому среди господ, как его рабы служат? Кругом, куда ни глянь, — корысть, злоба, злоумышления и измены. Измены и предательства нельзя прощать, ведь то предательство Христа.

И тогда Иоанн прибег к другому оружию, которое всегда особенно сильно действовало на людей, — страху. Царская кара — возмездие за худые и подлые дела, и она должна настигнуть всех недостойных, их родных и близких, без различия положения, пола и возраста. И первые в этот ряду — самые знатные, самые именитые, самые влиятельные — извечные враги сильной центральной власти. Их надо или образумить, или уничтожить, а потому в начале 1565 года появилась известная Опричнина, а Иоанн Васильевич принял облик Грозного Царя.

Решение не было простым. Ему предшествовала целая серия знаменательных печальных и драматических событий, поставивших во весь рост проблему существования не только лично его. Царя, но центральной власти, а следовательно, и Руси.

В 1564 году Царь много уединенно молился. В мае ездил в Переславль (Залесский), где был на освящении построенного по его распоряжению главного собора Никитского монастыря, причем, к удивлению многих, долго и вдохновенно пел на клиросе. Известно, что затем ездил к Троице и у раки Сергия Радонежского проводил ночи и дни, прося Преподобного помочь добиться милости Всевышнего «в устроении державы великой России».