Борис Годунов

С января 1598 года в Литву стали поступать сведения о том, что в Москве определились четыре самых вероятных претендента на трон. Первые места среди них отводились Федору и Александру Никитичам Романовым. Их шансы казались исключительно большими. В феврале за рубежом разнеслась весть, что бояре избрали старшего Романова, а Годунова убили. Литовская секретная служба вскоре же убедилась в неосновательности этих слухов, но литовские «шпиги» продолжали твердить, что бояре и воеводы согласны выбрать Романова за родство с прежним царем.

Последние места среди претендентов достались Мстиславскому и Борису Годунову. В жилах Мстиславского текла королевская кровь, он был праправнуком

Ивана III и занимал пост главы Боярской думы. Но среди коренной русской знати литовские выходцы Мстиславские не пользовались авторитетом.

Литовцы совсем не высоко оценивали шансы Бориса. Он не имел никаких формальных прав на трон, так как не состоял в кровном родстве с царской фамилией. Передавали, что Федор перед смертью выразил отрицательное отношение к кандидатуре Бориса из-за его незнатного происхождения. На стороне Бориса, по сведениям лазутчиков, выступали меньшие бояре, стрельцы и почти вся «чернь». Но ни стрельцы, ни народ, по феодальным меркам, не могли иметь решающего голоса в таком деле, как

избрание царя.

Борьба за власть расколола Боярскую думу. В феврале за рубеж поступила информация о том, что московские бояре «никак не могут помириться, между ними великое разногласие и озлобление». Романовы считали свои позиции столь прочными, что выступили с резкими нападками на правителя. Из-за их вражды Годунов перестал ездить в Боярскую думу и укрылся на своем подворье. На первых порах он не отказался от попыток вершить дела, не выходя из стен дома. Свояк, боярин Шуйский, пытался помочь ему. По данным литовской разведки, Шуйский убеждал бояр ничего не предпринимать без ведома правителя. Но его посредничество не привело к успеху. Раздор в думе достиг такой остроты, что Борису пришлось покинуть свое кремлевское подворье и выехать за город. Он укрылся в хорошо укрепленном Новодевичьем монастыре.

Покидая Кремль, Годунов оставил там в качестве доверенного лица Иова. Хлопоты патриарха в пользу правителя имели важное значение, но они не могли предопределить исход выборов. Ставленник Бориса не обладал ни сильным характером, ни достаточным авторитетом. Бесцеремонное вмешательство в политическую борьбу навлекло на патриарха негодование знати. Впоследствии Иов не мог без горечи говорить о времени, предшествовавшем избранию Годунова. В те дни, вспоминал патриарх, он впал «во многие скорби и печали» и на него ‹-‹на-паде озлобление и клеветы, укоризны, рыдания и слезы, сия убо вся меня смиренаго достигоша». Если Иов и допускал преувеличение, то не слишком большое.

Великородные бояре отвергали претензии патриарха на руководство делами. У них были свои виды на престолонаследие. Противоборствующие стороны всеми силами старались заручиться поддержкой столичного населения.

Москва стала ареной яростной агитации против Бориса. Из уст в уста передавали слухи, будто правитель сам отравил благочестивого царя Федора, чтобы завладеть короной. Об этом страшном преступлении толковали и в первые недели междуцарствия, и много лет спустя. Невозможно было придумать обвинение более тяжкое, чем цареубийство. Невозможно было найти лучшее средство, чтобы поднять против Годунова посадские низы. Накопившееся в народе недовольство постоянно искало выхода, настроение толпы менялось мгновенно.

Свидетель и участник тогдашних событий Иван Тимофеев с полной определенностью указал на то, что именно страх изгнал правителя из столицы- Борис, по его словам, опасался в сердце своем, не поднимется ли против него вдруг восстание народа и не поспешит ли народ отомстить за смерть царя, подняв руку на его убийцу.

Факты обнажают несостоятельность официальных заверений, будто Борис выехал за город по своей доброй воле. На самом деле бегство из Кремля свидетельствовало о его поражении на первом этапе избирательной борьбы. Поражение могло привести к отставке Годунова с поста правителя.

17 февраля истекло время траура по Федору, и Москва тотчас же приступила к выборам нового царя. Патриарх созвал на своем подворье совещание, принявшее решение об избрании на трон Бориса. Обе редакции утвержденной грамоты подчеркивают, что в совещании участвовали духовенство, бояре, дворяне, дети боярские, приказные люди и всех чинов люди из Москвы и всей Русской земли. Но и в том и в другом варианте рассказа можно заметить следы редакционной работы. В апрельской грамоте сказано, что у патриаршего двора собралось множество людей – «всяк возраст бесчисленных родов Российского государства». Редактор 1599 года счел неуместным указание на «всяк возраст» и вычеркнул его, заменив росписью соборных чинов. Среди них он впервые упомянул столичных купцов-гостей, а кроме того, впервые внес в текст самый термин «собор».