О нем рассказывают и такую историю. Однажды, уже в советские — нэповские — времена, он выиграл колоссальную сумму. Придя домой в сильном подпитии, эти деньги рассовал, чтоб семья не обнаружила, по книгам своей громадной библиотеки. А утром не мог вспомнить, куда именно; перебирать же книги по одной было бессмысленно, — настолько громадной была библиотека.
Если уж мы вспомнили о семье Щеголева, то грех не сказать, что он был женат на женщине, в которую одно время был неудачно влюблен Блок: это «Валентина, звезда, сиянье» одного из его циклов. «Как поют твои соловьи!»
Щеголев умер далеко не старым, в пятьдесят четыре года, но можно сказать, что очень вовремя. Новые, сталинские времена не могли быть для него благоприятными. Достаточно сказать, что его журнал «Былое» был закрыт в 1926 году. Слишком там много писалось о народниках и эсерах, что не могло нравиться Сталину; ему не нравились так называемые старые революционеры, да и революционеры вообще. Щеголев со временем вызвал бы у вождя неприятные ассоциации.
Колоритная фигура Щеголева не должна заслонять в нашей памяти его научные заслуги. Приведу только два примера его работы. Он установил автора пасквиля на Пушкина, приведшего к дуэли: им оказался у Щеголева Петр Долгоруков. Второй пример высокого профессионализма Щеголева. Поэтически поэтизирующий поэт Ходасевич однажды выдвинул гипотезу о жизненном подтексте пушкинской «Русалки»: мол, какая-то крестьянская девушка, пострадавшая от Пушкина, утопилась. Щеголев в ответ установил, что эта девушка, по имени Ольга Калашникова, которую Пушкин, по его же словам, обрюхатил, была им благополучно пристроена — выдана замуж за богатого крестьянина в болдинское имение, и всё кончилось ко всеобщему удовлетворению.
Профессионалом Щеголев был европейского уровня.
Source URL: http://www.svoboda.org/articleprintview/389345.html
* * *
[Русский европеец отец Сергий Булгаков]
Сергей Николаевич Булгаков (1871—1942) — один из отцов русского религиозно-культурного ренессанса начала XX века. Имя его следует называть в том же ряду, что имена Бердяева, Струве, Мережковского, Вячеслава Иванова, Розанова. Однако он отличался от перечисленных, и, прежде всего, ярко выраженной ортодоксальной религиозностью. В 1918 году он принял сан и стал вторым крупным русским философом-священником; первым был отец Павел Флоренский, под большим влиянием которого он находился. Они вместе изображены на картине Нестерова «Философы».
Начальные влияния, испытанные будущим отцом Сергием, шли отнюдь не со стороны православных кругов. Он родился в семье священника и учился в семинарии, но бросил ее, окончил университет и стал одним из самых первых и видных русских марксистов. С благоговением припадал к стопам вождей немецкой социал-демократии, будучи в научной командировке в Германии. Но из Германии он вернулся с двухтомным исследованием «Капитализм и земледеление», в котором показал неприемлемость марксистских схем для сельского хозяйства. Начался период, лучшая формулировка которого дана в книге статей самого Булгакова, — «От марксизма к идеализму», вышедшей в самом начале века. И в дальнейшем Булгаков участник всех заметных инициатив новой русской культурной элиты, в том числе самой нашумевшей — сборника «Вехи». А в посмертном, так сказать, сборнике выступлений русских мыслителей «Из глубины» (1918) он напечатал обширное эссе в драматической форме «На пиру богов» — итог переживаний современника новейшей русской истории. В 1922 году Булгаков — уже отец Сергий — был выслан большевиками в числе ряда других русских деятелей культуры; осел в Париже, где стал ректором русского Богословского института в Париже.
Булгаков был совершенно необходимым чтением для всех желавших выйти из темного тупика советской идеологии. «От марксизма к идеализму» и сборник Бердяева Sub specie aeternitatis были азбукой начинающего культурного диссидента, так же как «Вехи», в которых оба они участвовали. С углублением в духовную проблематику русского «серебряного века» для многих неофитов Булгаков отходил несколько в сторону: не все обращались к традиционному, хотя бы и философски углубленному православию, — хотя для тех, кто пошел именно туда, отец Сергий остался авторитетнейшей фигурой; тут можно назвать Солженицына.