Борис Парамонов на радио "Свобода" -январь 2012- май 2013

И со временем эти биоскопы, как поначалу называли кино, или еще биографы, приобрели свою собственную и очень непростую эстетику. Выяснилось, что простым монтажом изображений, склейкой тех или иных кадров можно было добиться немалых художественных эффектов. Появились гении немого кино – Гриффит и Чаплин в Америке, Рене Клэр во Франции, русские Эйзенштейн, Пудовкин и Довженко. Очень серьёзным кино стал немецкий экспрессионизм. И вот только-только кинематограф выработал свой специфический язык и  превратился в девятую музу - так и катастрофа произошла.

Александр Генис: Звук  обессмыслил  уже сложившуюся  эстетику. Это все равно, что заговорить балету. Кошмар ситуации в том, что появление звука враз обнаружило основополагающую условность Великого немого. До звука нам не казалось ненормальным, что актеры разевают рты, как рыбы. Звук открыл в кино эпоху реализма и убил  яркую, преувеличенную, как в классическом театре,  игру немых звезд.

''Я не увижу знаменитой ''Федры''…

И там же, у Мандельштама:

''Театр Расина! Мощная завеса

Нас отделяет от другого мира;

Глубокими морщинами волнуя,

Меж ним и нами занавес лежит''

Немое кино кажется теперь таким же искусственным и чужим.

Борис Парамонов:  Мастера кино были буквально в панике. Им пришлось срочно переучиваться. А поначалу вообще было неизвестно, что делать с этим ненужным изобретением. Шкловский тогда сказал: говорящая картина так же не нужна, как поющая книга. Но – тут рок всякого технического изобретения: раз оно появилось, с ним нужно работать. Первые звуковые фильмы были очень неумелые – по существу пьесы, перенесенные на экран. Был, конечно, один титан в кино, который пренебрег звуком – Чарли Чаплин, конечно. В тридцатые годы, когда уже всюду шли звуковые картины, он поставил три полнометражных фильма – и без звука!

Александр Генис:

  Был там звук, был…

Борис Парамонов:   Да, но какой? Пародийный. В одной сцене Чарли глотает свисток, и он начинает у него в желудке свистеть  при малейшей икоте. Или кофе, выпитый в присутствии важной матроны, бурчит в Чарлином голодном брюхе.

Александр Генис:  Но Чарли в ''Новых временах'' даже поет!

Борис Парамонов:  Опять же, как поет? Пародийно. Он записал слова на манжете, а манжету, разлетевшись на сцену, потерял. Так что слова он импровизирует, издавая совершенно бессмысленные звуки с каким-то итальянским, что ли, прононсом.

Чаплин уже под самый конец сделал два звуковых фильма: ''Король в Нью-Йорке'' и ''Графиня из Гонконга''. Эта самая графиня была из русских белых и играла ее Софи Лорен. В Советском Союзе этот фильм, натурально, не показали – а вот бы радости было!

Александр Генис:  Чем же хорош был нынешний немой фильм – ''Артист''?

Борис Парамонов:  Конечно, немым его назвать нельзя. Это игра с немым экраном, тонкая пародия на прошлое кинематографа. Великий немой, так сказать, вышел из гроба, и вот оказалось, что в этой эстетике можно до сих пор работать. Конечно, это стилизация. Но художественное достоинство этого сочинения в том заключено, что в эту стилизующую игру включены все элементы фильма. Начнем с главного. Главный герой - вот этот сногсшибательный француз Дюжарден – звезда немого кино со всеми вытекающими из этого последствиями. Внешне он сделан под Дуга Фербенкса, это первое, что бросается в глаза. Этакий победительный широкоплечий брюнет, под ноги которого бросаются не только девицы, но и все стихии труда и обороны. Но вот еще деталька, долженствующая расширить ассоциативное поле немого кино: у него усы Джорджа Гилберта, а это уже начинает работать на другой сюжет. Гилберт был любимым партнером Греты Гарбо, она без него буквально жизни не знала, и вот оказалось, с появлением звука, что он не отвечал новым стандартам и требованиям, не прошел звуковой барьер, его голос оказался неподходящим для звукового кино, и карьера его сломалась.

Александр Генис: В одном фильме, правда, они сыграли, и в знаменитом – ''Королева Кристина''.

Борис Парамонов:  Ну, это была, что называется, лебединая песня, да и голосок у лебедя был хрипловат. Распалась эта знаменитая пара. Это вообще был тогдашний голливудский апокалипсис. Сколько звёзд упали с голливудского небосклона и сгорели в плотных слоях атмосферы. Вспомним хотя бы суперзвезду 20-х годов Глорию Свенсон.

Александр Генис: Зато она взяла реванш через тридцать лет В ''Сансет Бульваре'' Билли Уайльдера. Мне, кстати, кажется, что для него, немецкого эмигранта,  эта картина была перевернутой метафорой: германская элита в Америке оказалась без языка, стала немой.  То, что она умела лучше всего, никому не нужно. Может быть, это личная горечь и придала фильму  непреходящее меланхолическое очарование: реквием по ненужному дару.