И. З. Фаликов

Борис Рыжий. Дивий Камень

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

В комнате за сценой собралась послеконцертная компания, и Борис почитал свои стихи наравне с другими, а потом спросил:

— Евгений Александрович, вам не кажется, что здесь только два поэта — вы и я?

Евтушенко ответил, коротко подумав:

— Да, наверно.

Шел июнь 1997 года. Евтушенко прилетал в Екатеринбург на один-единственный концерт. Через три года Борис сказал мне:

— Я не читал ни строки Евтушенко.

Под занавес 2000-го Рыжий обронил в печати, что «Евтушенко» в его семье было «ругательным словом». Существуют и эти стихи:

Евгений Александрович Евтушенко в красной рубахе,говорящий, что любит всех женщин, —суть символ эпохи,ни больше, ни меньше,

ни уже, ни шире.Я был на его концертеи понял, как славно жить в этом мире.Я видел бессмертье.Бессмертье плясало в краснойрубахе, орало и пелов рубахе атласнойнавыпуск — бездарно и смело.Теперь кроме шуток:любить наших женщинготовый, во все времена находился счастливый придурок.…И в зале рыдают, и зал рукоплещет.(«Евгений Александрович Евтушенко в красной рубахе…», 1997)

Так себе стишок, но он есть, а внутри сих разоблачений — вздох белой зависти и, между прочим, восхищения натурой. Счастливый придурок…

Более того. Вскоре после встречи с Евтушенко он принес домой фотку: они сидят в обнимку — и поставил ее на полку среди прочих заветных снимков.

Что-то припоминаются такие евтушенковские стихи:

Я груши грыз,                     шатался,                                    вольничал,купался в море поутру,в рубашке пестрой,                           в шляпе войлочнойпил на базаре хванчкару.

Ну да, потом было написано:

В рубахе белой с чёрным бантом…[1]

Или:

Рубашка в клеточку, в полоску брючки…

Рыжий это написал. Забавный упор на рубаху.

Можно отыскать и такую параллель. Евтушенко:

Играла девка на гармошке.Она была пьяна слегка,и корка черная горбушкилоснилась вся от чеснока.

Рыжий:

Ах, подожди ещё немножко,постой со мной, послушай, какиграет мальчик на гармошке —дитя бараков и бродяг.

Подобного много, если всмотреться.

Таков герой этой книги. Непрост, скажем так.

Тотчас по его уходе, крайне раннем, к Борису Рыжему прилепили две этикетки: «последний советский поэт» и «первый поэт поколения». То и другое опять же напоминает о Евтушенко, каковой и сам определяется как последний советский поэт. Дивны дела твои, Господи, — Борису и в голову не пришла бы эдакая аналогия, ан кто знает, как наше слово отзовется. Так что? Борис Рыжий — оный новый Евтушенко? Речь не о том.

Рыжий:

Тут речь о том, что будемМы нашу честь беречь.

Стоит почитать стихи Рыжего начиная с середины 1990-х: тематически, стилистически и тому подобное — «Камень хладный поцелую…», Петербург. Блоковская музыка, лебеди, фонтаны, парки, дворцы, каналы, мосты. Обожаемые мэтры — Рейн, Кушнер. В классических образцах — Державин, Батюшков, Пушкин, Дельвиг, Денис Давыдов, Лермонтов, Боратынский, Вяземский, Некрасов, Тютчев, Аполлон Григорьев, Полонский, Огарев, Фет, Случевский, Блок, Брюсов, Анненский, Сологуб, Заболоцкий, Георгий Иванов, Адамович, Ахматова. Никакого «больше чем поэта». Поэт. Только поэт, и никто другой.

Петербургская поэзия на уральской почве? Уральская поэзия на питерском камне? Такой выверт? Не было выверта. Был поиск себя. Осознанное стремление свести концы с концами, Царское Село со Вторчерметом. Что такое Вторчермет, читатель узнает позже.

Над саквояжем в чёрной аркевсю ночь играл саксофонист.Бродяга на скамейке в паркеспал, постелив газетный лист.Я тоже стану музыкантоми буду, если не умру,в рубахе белой с чёрным бантомиграть ночами на ветру.Чтоб, улыбаясь, спал пропойцапод небом, выпитым до дна, —спи, ни о чём не беспокойся,есть только музыка одна.(«Над саквояжем в чёрной арке…»)