Борис Щербина

Вот и Припять, райцентр, которому дала название река, приток Днепра. В полутора километрах от городка — ЧАЭС. Отсюда кажется, что столб огня и дыма над четвертым энергоблоком заслоняет небо. Позже Борис Евдокимович рассказывал, что никто из его спутников, даже академик Легасов, не испытывал особого чувства тревоги. Вот что надиктовал потом на магнитную пленку Валерий Алексеевич: «…Мне тогда и в голову не приходило, что мы двигаемся навстречу событию планетарного масштаба, событию, которое, видимо, войдет навечно в историю человечества, как извержения знаменитых вулканов, гибель Помпеи или что-нибудь близкое к этому».

Припять. 26 апреля 1986 года

В здании горкома партии было полно людей. Местное начальство, областное — во главе с председателем Киевского облисполкома Иваном Степановичем Плющем, министр энергетики и электрификации Союза Алексей Иванович Майорец со своей группой, первый заместитель начальника Гражданской обороны страны генерал-полковник Иванов… К сожалению, за минувшие часы, а уже завершались первые сутки беды, не было выработано плана действий в столь экстремальных условиях. Достоверно было известно, что погибли два человека, остальные пострадавшие находятся в больницах города: радиационная обстановка на разрушенном четвертом блоке сложная, а в городе хотя и повышенная, но для жизни людей не опасная.

Щербина тут же провел первое заседание Правительственной комиссии. Были образованы рабочие группы по главным направлениям: обеспечение безопасного состояния реактора; радиационная обстановка; восстановительные работы; подготовка мероприятий по эвакуации населения; оперативное управление обстановкой; экспертная оценка причин аварии.

Борис Евдокимович лишь ненадолго отпускал членов комиссии и привлеченных специалистов в расположенную рядом с горкомом гостиницу, где остановился и сам, чтобы помыться, побриться и сменить рубашку. Работали первое время в своей одежде, которую впоследствии пришлось уничтожить из-за радиационной загрязненности.

Вновь обратимся к свидетельству Н. И. Рыжкова:

«Щербина позвонил мне совсем поздно, устало и с болью рассказал о случившемся. Вкратце так: во время нештатного испытания турбоагрегата на четвертом блоке АЭС последовательно произошли два взрыва. Реакторное помещение разрушено, несколько сот человек получили лучевой удар, двое погибли, радиационная обстановка сложная и пока до конца не ясная.

Он сообщил, что комиссия работает, разбившись на маленькие группы, каждая по своему профилю, но уже очевидно, что без военных не обойтись. Срочно нужны вертолеты, лучше тяжелые, нужны химические войска, и поскорей, поскорей…

Немаловажно отметить, что комиссия обнаружила полностью деморализованное руководство станции и с этого часа все управление работами взяла на себя. Нужны были железная воля и профессионализм».

В район бедствия срочно были направлены химические войска во главе с генералом Пикаловым и вертолетные части из Чернигова во главе с генерал-майором Антошкиным.

Эвакуация

Подъезжая уже за полночь к Припяти, генерал-майор авиации поразился: город не спит, в окнах полный свет… Доложил, как положено, о своем прибытии Щербине. Председатель комиссии сказал:

— На вас и на ваших вертолетчиков, генерал, сейчас вся надежда. Кратер надо запечатать песком наглухо. Сверху. Ниоткуда больше к реактору не подступиться. Только сверху. Только ваши вертолетчики…

— Когда начинать?

— Когда начинать? Прямо сейчас. Немедленно.

— Нельзя, Борис Евдокимович. Еще не перебазировались вертолеты. Надо найти площадку, место управления полетами… Только с рассветом…

— Тогда прямо с рассветом, — согласился Щербина. — Ну, вы меня понимаете, генерал? Берите это дело в свои руки.

Антошкин думал, куда сажать вертолеты. Не находил ответа. И вдруг поймал себя на том, что внимательно рассматривает площадь перед горкомом партии. «Именно здесь! — обрадовался он. — Кроме этой площадки, больше негде…»

Доложил Щербине. После некоторых колебаний — шум моторов будет мешать работе Правительственной комиссии — получил «добро».

Утром 27 апреля прилетели первые два вертолета Ми-6. Гром приземлившихся на площади перед горкомом машин разбудил членов комиссии, которые только в четыре утра прилегли вздремнуть. Потом вертолеты то и дело садились и взлетали. Грохот стоял невероятный. Приходилось говорить очень громко, даже кричать. Но все терпели. Теперь можно было произвести разведку с воздуха.