Борн

Вик поразил меня тем, что швырнул коготь в бассейн, как какую-нибудь безделицу.

– Ладно, черт с вами, – сказал он незнакомым голосом. – Почему бы и нет?

Порывшись в металлическом ящике, выудил пригоршню алко-гольянов. И тогда я сообразила, что он не столько пьян, сколько в отчаянии.

– Эй, Борн! Держи гольянов!

Вик подкинул к потолку полдюжины рыбешек. Недостаточно высоко, но это ничего не значило. Псевдоподии, метнувшись, поймали их всех.

– О-о-о-о! Гольянчики за коогоооть!

– Ага, Борн. Гольянчики за коготь. Ты же был так щедр со мной.

Борн принялся шумно пировать, булькая и чавкая, что в его системе координат означало выражение благодарности. Один в один – старый, гадкий, цирковой тюлень.

– Значит, теперь ты узнал Борна настолько хорошо, что решил подпоить его?

Вик развернул стул так, чтобы оказаться лицом ко мне.

– Выпивка не окажет особенного эффекта на нашего дорогого Борна. То-то и оно. Биотехи не такие, как мы. Прежде всего они непредсказуемы, причем куда в большей степени, чем тебе кажется. Борн-биотех может напиться… но несколько иным способом. Лови! – и он бросил мне пригоршню гольянов.

Гольяны эти были похожи на соленые сардины, однако стоило откусить кусочек, и во рту разливалась мятная прохлада, а вслед за этим спирт (или некий его аналог) обжигал горло, он был горяч и холоден одновременно, оставляя резкое, но приятное послевкусие. В жаркий день – просто бомба.

– Так что именно ты не хотел говорить при Борне? – спросила я, сжевав две рыбешки. – Давай, колись.

Последовала долгая пауза, потом он заговорил, как всегда подходя к сути дела исподволь, окольным путем.

– Рахиль, здесь стало слишком опасно. В Балконных Утесах. Для нас. Ты и сама должна это понимать после того, что случилось с тобой сегодня вечером.

– Ты ведь даже не поинтересовался, что случилось! Даже не спросил, – я не смогла скрыть обиду, хотя и чувствовала себя из-за этого ребенком.

– Может быть, потому, что ты осталась жива и здорова. Может, потому, что ты здесь, ты вернулась. А может быть, потому, что Морокунья передала мне послание.

Холод спирта был ничем, по сравнению с холодом, поползшим у меня по спине. От таких новостей у меня начался приступ клаустрофобии и нервный зуд, а голова пошла кругом.

– И чего же она хочет?

– Мы получим защиту, – сказал Вик, игнорируя мой вопрос. – Всякие полезные вещи, еду, воду, новых отличных биотехов. Мы с ней вместе будем работать против Морда.

Голова у меня закружилась, но теперь это была не эйфория, а особенное чувство, которое возникает, когда вы падаете в пропасть: желудок поднимается к горлу, и вас охватывает дикая, неуправляемая дрожь от того, что все пошло кувырком.

– А что взамен?

Вик поморщился, глядя вниз, на свои ладони.

– Тебе не понравится.

– Да уж, наверное, мне не понравится. Если даже ты не в восторге.

– Она хочет Балконные Утесы. И, вероятно, твоего Борна в придачу. Поскольку желает получить доступ ко всем нашим биотехам. Вплоть до самого распоследнего.

Балконные Утесы. Борн.

Морокунья желала получить все, включая наши души.

Как я впервые встретилась с Морокуньей и чем она оказалась

Прежде все сведения о Морокунье я черпала из слухов, многочисленных и сомнительных, поскольку Вик на эту тему не распространялся, а иных источников информации у меня не было. Болтали, что она была из «доморощенных», выходкой из какой-то развалившейся общины где-то на западе, а потом сферой ее интересов стала деятельность Компании. Якобы сначала она собирала все хоть сколько-нибудь полезные воспоминания, не столько на продажу, сколько для того, чтобы понять происходившее внутри Компании. Хотела воспользоваться этим богатством против Компании. До недавних пор это казалось пустой бравадой. Однако время шло, и Морокунья узнала достаточно, чтобы начать вымогать инструменты и биотехов у оставшегося персонала Компании, запертого в здании и влачившего жалкое существование, подстраиваясь под прихоти Морда.

Другие утверждали, что Морокунья когда-то сама работала в Компании. Третьи, – что она прибыла из-за несуществующих далеких гор, потому что внутреннее море, которым когда-то правили ее предки, теперь превратилось в бесполезную соляную пустыню. Еще говорили, что она одновременно жестокая и справедливая, высокая и низенькая. В общем, болтать можно было что угодно, все равно Морокунью почти никто в лицо не видел.

Сама я видела ее лишь однажды. Она не любила открытых пространств и, как только сделалась достаточно могущественной, показывалась лишь в окружении всякого сброда, ставшего ее союзниками.

Вик говорил, что, пользуясь своей силой, она подминает под себя части города, и в этом мы с ней тягаться не могли. Аморфные прежде места обретали форму, содержание и границы исключительно благодаря ее воле. Мы же добились власти – ну, или, по крайней мере, выжили, – отказавшись от всех этих границ и мест. Игнорируя тем самым ее власть. Мы просто хотели жить сами по себе в Балконных Утесах.