Борн

Вик схватил деревянный шест и, повернувшись ко мне спиной, принялся яростно мешать блевотину в своем бассейне.

– Тебе что, не нужно куда-то бежать? Скажешь, тебя никто не ждет? – обвиняюще спросил он, но в резком тоне прозвучала боль.

На этот раз он явно на меня обиделся.

С самого начала мы оказались заложниками этих отношений. Вик пытался защитить меня и всегда поступать правильно, что бы это ни значило… А мне наивно казалось, что у меня могут быть Вик и Борн одновременно. Я соблазнилась этой идеей. Мы оба сознавали, глядя на себя со стороны, что сожаление, чувство вины, все эти наши споры отвлекают нас от самого важного: от выживания.

Я направилась прочь, намереваясь, как и обещала, проведать Борна.

Как я подвела Борна

Я злилась, все мое внимание сосредоточено было не на том, на чем нужно, поэтому я не решилась сразу отправиться к Борну, чтобы посмотреть, как он там. Мой мир продолжал стремительно уменьшаться, сжавшись до границ Балконных Утесов – территории, которую я считала давно завоеванной и безопасной. До поры меня не заботило, как чувствовал себя Борн, что он испытывал под маской показной веселости. Что он испытал, например, когда я отослала его в мою квартиру, одинокого, раненого, тогда как он не отходил от моей кровати, пока я не выздоровела.

Мир Борна, напротив, за один день расширился, вобрав в себя понимание собственной смертности и ужас огромного пространства, окружающего нас. Он увидел гневного, ревущего Морда. Узнал, что Земля вращается вокруг Солнца, а огоньки на черном небе – далекие звезды, вокруг которых вращаются свои Земли со своими чудовищами и разрушенными городами. Ни одному страннику из далеких времен не приходилось путешествовать на такие расстояния и с такой скоростью. Ни одному астронавту, кружившему по орбите Земли, не требовалось сживаться ни с чем подобным. Никто, ни в прошлом, ни в настоящем, не должен был постигать столько всего, одновременно учась говорить, думать и чувствовать. Не раздавит ли это Борна? Достаточно ли он крепок, чтобы выдержать такую нагрузку? И как много он еще готов выдержать?

После того, как Морд покинул ночное небо, мы с Борном спустились вниз, на место побоища. Мне требовались разведданные. Я должна была побольше выяснить о детишках-мутантах, чья злоба выглядела на первый взгляд хаотичной, но все же в их действиях проглядывала военная дисциплина. Еще я надеялась раздобыть что-нибудь, оставшееся от последышей, и именно Борн углядел оторванную лапу и «потискал» ее, да так интенсивно, что на долю Вика остался один коготь. Я попыталась убедить Борна, что ему следует оставить этот трофей, пожертвовав его на благородные цели. Только потом до меня дошло, что я пыталась урезонить того, кто, вероятно, находился в шоке.

Однако я нашла и кое-что еще. Растерзанного дикаря, чья куртка осталась достаточно целой, чтобы ее можно было обшарить в поисках улик, бумаг или чего-нибудь, что навело бы на след.

Там-то я и обнаружила эмблему Морокуньи. Нашла ее печать, ее символ. Это почти неоспоримо доказывало, что именно соперница Вика стояла за дикарями, проникшими в Балконные Утесы и напавшими на меня. Вот и на этот раз все произошло слишком близко к дому и выглядело как способ передать послание.

Даже моя болтовня с Борном по пути домой таинственным образом подтверждала мои подозрения. Слова сами собой вырастали в ночном воздухе, они раздувались до тех пор, пока я не начинала проникаться их значимостью, выходившей далеко за пределы буквального смысла.

– Как могло все это приключиться с миром?

– Не знаю, Борн. Из-за людей, видимо. Мы сами все это натворили.

И продолжаем творить.

– Так было всегда?

– Не всегда. Когда-то здесь было намного больше людей и все вообще было лучше.

Не потому, конечно, что людей было больше.

– Больше людей… – задумчиво повторил Борн.

– Ага. Повсюду были города, где люди жили в мире.

На самом деле люди никогда не жили в мире. Во всей жестокой истории никогда не существовало прочного мира, а это как раз и означает, что никакого мира не существовало. Из чего, в свою очередь, вытекает, что люди – неразумные животные.

– Города повсюду, – несколько недоуменно повторил Борн.

Мы уже почти подошли к потайной двери в Балконные Утесы, когда он заговорил вновь:

– Я одинок, как Морд?

– У Морда теперь есть последыши.

– Но он все равно один.

– Борн, у тебя есть я.

– Я не об этом. Есть ли где-то еще такие, как я? Или я один? Как Морд.

– Я тоже одна, Борн, – с оттенком горечи произнесла я.

Была ли я одинока по собственному выбору или… Ответа у меня не имелось. Насколько я помнила, мне тогда очень не понравилось, что Борн сравнил себя с Мордом. Я не понимала, что это означает и к чему может привести.

* * *