Бородинское поле

Всполошился Чумаев, екнуло сердце, холодный пот по спине пробежал. Схватил винтовку, глянул на стога, а Коли нет. Куда же он подевался? За стог, стало быть, зашел? "Крикнуть ему, что ли? Предупредить? Да нет, боязно: немцы услышат. И мешкать нельзя. Так что же делать? Вот она - смертушка-беда, нежданно-негаданно нагрянула.

Чумаев загнал патрон в патронник и, не раздумывая, что есть силы помчался по роще в западном направлении, куда ушел их полк. Только бы поскорей оторваться от немцев. Пока что они его не видят, роща скрывает. А как заметят - стрелять начнут. Расстояние между ними постепенно удлиняется, но пуля дура, далеко летит и за полкилометра может настигнуть.

Он изредка оглядывался, скользил поспешным, пугливым взглядом по стогам, все Колю надеялся увидеть. Не было Коли. Что с ним будет? Убьют или в плен возьмут. А это, считай, что в лоб, что по лбу, один хрен. Пропал ни за что, а вернее, из-за глупости своей. Послушался бы старшего…

…Тра-та-та… Это из автомата. Оборвались мысли о Коле. Теперь в пору о себе подумать. Стреляют, а куда - неизвестно. Снова очередь из автомата. И пули жиг-жиг - значит, по нему. Выходит, заметили. Теперь дай бог ноги. А пот уже не холодный, а горячий струится по лицу, солено попадает в глаза. Жарко и тяжело. Сбросить бы полушубок и мешок. Все равно лишние, только мешают. Да нельзя, не положено. Стреляют еще, но пули уже не свистят. Возможно, с Колей идет перестрелка. Он несколько раз падал в снег, вставал и снова бежал изо всех сил.

Стрельба наконец утихла. Чумаев обернулся: немцы далеко, в рощу вошли, заполнили всю до краев. Пропал Коля. Что поделаешь - царство ему небесное. Сам виноват. Да и к чему теперь виноватых искать. Виноватых… И вдруг эта мысль больно ужалила Чумаева. Что он скажет полковнику? И как полковник посмотрит на его, Чумаева, поступок? А собственно, что он должен был сделать в данной ситуации? Помочь Коле он все равно не смог бы, только на себя бы смерть накликал. Какая польза для полка, если б они оба погибли? А так хоть один в живых остался, чтоб предупредить полк об опасности, которая грозит ему с тыла. Нет, он, Чумаев, думал не о себе, он думал о своих товарищах, он полк спасал от нависшей над ним опасности.

Эта мысль успокаивала. С ней он и предстал перед полковником Макаровым.

Полк Макарова только что занял огневые позиции. Глеб с группой командиров находился на своем КП. Адъютант Думбадзе доложил, что телефонная связь с дивизией установлена. Глеб попросил его соединить с комдивом.

- Товарищ полковник, у телефона начальник оперативного отдела, - сказал Думбадзе и передал Глебу трубку полевого телефона.

- Я прошу полковника Полосухина, - сказал Глеб.

- Дивизией командует комиссар Мартынов, - ответили на другом конце провода, и в тоне, каким были произнесены эти слова, чуткое сердце Макарова уловило что-то напряженное, предвещающее беду.

- А Виктор Иванович? - сорвалось тревожное у Глеба.

- Виктор Иванович убит. Как?.. Когда это случилось?! Насмерть?..

- Убивают всегда насмерть, - холодно и резко ответил начальник оперативного отдела и после краткой паузы, уже смягчившись, пояснил: - Сегодня утром. Комдив с ординарцем и командиром батальона вышел на рекогносцировку к высоте двести шестьдесят один. На высоте в пятистах метрах были немцы. Очередью из пулемета всех троих наповал.

"Наповал… Виктор Иванович… наповал", - сверлило мозг, и Глеб не знал, что говорить. Он молчал, ошеломленный страшной вестью.

- А вы что хотели? - спросил начальник оперативного отдела.

- Я хотел доложить комдиву: полк вышел на огневые позиции в трех километрах восточнее Двориков, - сказал Глеб деревянным, не своим голосом.

- Долго вы выходите. У Двориков заминка. Батальон Сухова топчется на месте, ожидая вашей поддержки.

- Да-да, будет поддержка, - машинально обронил Макаров и положил трубку. Затем поднял усталые, потухшие глаза на Судоплатова, на Брусничкина и остановил отчаянный, тяжелый взгляд на Саше. Глухо сказал: - Виктор Иванович Полосухин убит… Сегодня утром.

Вот в это самое неподходящее время и появился на КП Егор Чумаев. Лицо потное, из-под сбитой набок ушанки выползла на лоб белесая прядь мокрых, слипшихся волос. Ворот полушубка расстегнут, пуговицы оторваны. Уже этот вид вызвал у Глеба чувство раздражения. Он поморщился и хотел сделать Чумаеву замечание, но тот уже докладывал, заикаясь и проглатывая окончания слов:

- Товарищ полковник… там… немцы… Сюда идут.

В его торопливых словах звучали страх и паника. Эту панику и страх легко было читать на бледно-сером лице и в круглых птичьих глазах Чумаева.

- Где там? - небрежно спросил Глеб.

- В роще, недалеко от стогов.

Весть о гибели Полосухина еще не улеглась в потрясенном сознании Глеба, и он смутно воспринимал слова Чумаева. Но когда тот упомянул стога, Глеб сразу понял, о чем идет речь, вспомнив, куда и зачем посылал ординарцев. Спросил стремительно:

- Где Коля?

- Он там, - понизив голос, робко ответил Чумаев и нервозно дернул плечом.

- Где там? - Глаза Глеба смотрели на Чумаева злобно, в упор. - Говори толком!

- Он пошел, к стогам, а тут немцы…