Я передернулась, вспомнив того мужика с мачете на узкой улочке в гетто темной ночью… Действительно, что со мной может случиться… Убьют и все дела.
— Когда Билл звонил?
— Точно не помню… В десятых числах августа… Кажется…
В груди защемило, затянуло, задергало... Я ездила в баррио тринадцатого августа. В понедельник. Родриго еще накануне все выходные со мной провел.
— Да! Четырнадцатого августа он и звонил! Точно! Потому что в тот день, и это меня особенно взбесило, он меня из-за стола вытащил, мы шефскую днюху отмечали. Я точно помню.
— Полина, ты дала мой телефон Биллу?
— Да. Только не ему, а Тому. Еще месяц назад. Он умеет уговаривать. Я сказала Тому, что тебя нет дома, ты в вечной командировке, тебя перевели работать в другую страну. Куда — не знаю. Как-то так… — Она виновато глянула мне в глаза.
Я медленно выдохнула. Совершенно не понятно, что с этим делать. После прогулки по баррио мое душевное равновесие немного восстановилось. По крайней мере, истерики прекратились. И как теперь быть? Ничего умного я придумать не смогла, поэтому сосредоточилась на еде.
Мы молча жевали минут пятнадцать. Полинка прятала глаза и всячески от меня отворачивалась. Я ломала голову над излюбленным русским вопросом не хуже Чернышевского. К тому же достаточно четко вырисовывалась еще одна проблема — страх. Я натурально боялась как тогда в гетто. Смесь страха и эйфории, когда до гибели остается всего один шаг… шаг в пропасть без парашюта — несколько секунд полета, прежде чем тело перестанет существовать…
— Ты очень расстроилась? — деликатно спросила Поля.
— Нет, — тяжко вздохнула, раздумывая говорить или нет. Потом решила, что надо сказать. Полинка поймет. Она мой самый близкий друг. — Просто в Венесуэле… В общем, Билл звонил тебе в тот день, когда меня чуть не убили.
Она громко ахнула.
— Как это?
— Так получилось. Не знаешь, зачем они меня искали?
— Том сказал, что Билл переживает из-за произошедшего и хотел бы помочь тебе с ремонтом разбитого мотоцикла. Компенсировать… Я плохо их понимала. Ты же знаешь, я в немецком еще хуже, чем они в английском.
— Ааааа, ну пусть дальше переживает.
— Маша? — Голос Полины звенел от напряжения. — Какой мотоцикл?
Я отмахнулась, но она продолжала буравить меня взглядом, всем своим видом показывая, что не отстанет.
— Билл завалил мой мотоцикл на дороге. Ремонт обошелся, мягко говоря… В общем не будем о грустном…
— Что Билл сделал? — каждое слово падает металлическим шариком на тонкое стекло души. — Маша. Что. Сделал. Билл.
Стекло не выдержало. Лопнуло. Разлетелось алмазной россыпью. Меня прорвало. Я говорила-говорила-говорила. Прятала глаза и рассказывала подруге все-все, кроме совсем уж интимных подробностей. Все-таки это не моя тайна, но мне она доверена, и я ее сохраню. Полинка, молодец, слушала, не перебивая, не мешая литься словам, держа меня за руку, словно поддерживая.
— Что же ты, глупенькая, мне сразу не сказала? — ласково улыбалась она. — Что было дальше?