– Мало ли. Люди делают много необоснованных поступков. Или обоснованных, с выгодой для себя. Не знаю. – Мне не хотелось говорить правду: буду выглядеть ещё большим кретином.
Она посмотрела на меня, остывая, словно видела в первый раз. А я не выпускал её руку, впрочем, она и не вырывалась. Хороший знак. Мне оставалось удивляться, почему даже это спонтанное прикосновение вновь вызвало желание. Это магия какая-то! Или химия? Чёрт знает что!
– Ты странный, – сказала, наконец.
– Не без того, – я слегка улыбнулся.
– Вот! – она ткнула в меня пальцем, как режиссёр в актёра под прицелами камер. – Теперь настоящая. – И громко выдохнула.
Я расцепил пальцы, опешив.
– Так что ты хотела?
Она снова пожала плечами.
– Уже ничего? – добавил я. – Игра кончилась. Без двух танцев, сразу по домам?
– Танцы – это хорошо, – ответила она. Вытерла одноразовым платком уголки глаз инос.
Я стоял. По домам не хотелось.
– А я никогда не играл в игру «Слепой и поводырь». Любопытно было бы... Но еслиты против, то, конечно... И да, извини ещё раз. Мне правда жаль.
Гаечка глянула на меня оценивающе и буркнула:
– Ладно.
– Что ладно? Играем?! – Я обрадовался, как пацан.
– Да. Ты меня спас, потом нагрубил, так что пойдёт взаимозачётом. Только давай сначала не вслепую потренируемся.
– Как это?
Она села на скамью. Я тоже. Напротив.
– А чтобы такой ерунды не было, давай скажем друг другу правду, – в её глазах вновь начал загораться задор.
В беседку заглянула морда мохнатой собаки – той, что пыталась подсунуть мне свой хвост во время асан.
– Всю? – удивился я.
– Нет, – хихикнула Гаечка. – А то просидим до вечера. Давай ту, что сейчас. Устроим пятиминутку правды.
– Хм... – я потёр подбородок и развёл руками. – Ну, допустим, правда в том, что я теперь не пойму, как тебя называть.
– Если Мира не нравится, давай Элей.
– Окей. Твоя очередь.
– Про улыбку я уже сказала. Слушай, лучше если тебе невесело, сделай хмурое лицо. Или злое. А то фонишь фальшью. Тебе не идёт.
Сказанула, угу. Как серпом по... красной армии. Я аж закашлялся.
– Теперь ты! – звонко перекинула пас она.
Что ей сказать? Скажешь, что наглая рожа, обидится. Что у неё сейчас возбуждающе разведены бёдра, кто его знает. Мда, правда мне давалась так себе...
– Ладно. Я считаю, что только слабые ноют и ходят с кислыми лицами.
– А ты сильный?
– Есть сомнения?
– Не честно вопросом на вопрос. – Она деловито осмотрела меня с ног до головы идобавила: – В общем, нет. На слабака не похож.
– Ну и слава Богу, – улыбнулся я.
– Та-ак, - протянула Гаечка и постучала пальцами по бёдрам, – что ж ещё сказать?
Я приготовился к очередной дерзости. Забавно, но это меня заводило. Надопопробовать заявиться в офис в понедельник с утра и устроить пятиминутку правды моим топам. Если что, детектором лжи припугнуть. Повеселюсь на славу...
– Ну ладно, – она вскинула на меня смелые глаза. – Меня взбесило это твоё «я миллиардер» при первой встрече.
– Да что тут такого?
– А что, не миллиардеры не люди? Или сразу классовое неравенство решил установить, чтобы все остальные в ножки кланялись? Это фу. У меня миллиарданет, но я, между прочим, тоже очень классная.
– Ты же говорила, что не хочешь всем нравиться, – саркастически напомнил я.
– Себе-то можно, – хитро прищурилась она.
– А-а, двойные стандарты! – констатировал я. – Имей в виду, при нашей встрече ты была несносной. Образчик советского обслуживания второй свежести. И у тебя раздутое эго.
– Кто бы говорил! – выпятила она нижнюю губу.
Смешная. На каждую фразу своя гримаска.
Она решительно встала и потянулась за брошенной на серую скамью повязкой исумкой с йога-ковриком.
– Играем?
Я хохотнул и забрал у неё сумку:
– Что, я тест прошёл?
– Провалил с треском, но сойдёт, – махнула она рукой.
И мне снова стало легко. Я отобрал у неё чёрную повязку, завязал ей глаза, словноперед... Ее затылок, нежная шея, красивые плечи, запах цветов и абрикос. Внезапно она оказалась вся в моей власти с этой повязкой на глазах. Мои рукипотянулись к её талии – прижать и провести от живота ладонью вниз – в основание коротеньких шорт. И глубже. И не выпускать больше.
Но вдруг собака из кустов гавкнула на меня так, что я аж подскочил. И Гаечка тоже.
– Что там? – вскрикнула она.
– Просто пёс, – ответил я и чуть подтолкнул её, коснувшись ниже спины.
– Эй! – отпрыгнула с возмущением она.
Надо же! Сама сплошной соблазн и недотрога. Парадокс.
– Еще скажешь правду? – наклонился над ней я, почти касаясь губами упоительнопахнущего затылка.
– Что, понравилось? – судя по тембру, заулыбалась она.
– Почему Вовке — и остальным Эля, а мне Мира? И ты с ним такая... ну... мягкая...
Она перебила, ляпнув не задумавшись:
– Потому что он добрый.
– А я нет?
– Тебя я ещё не раскусила. Местами да...
Я расхохотался:
– Кусать меня не надо. Лучше пошли играть. И так последние будем. – Строгодобавил: – Давай руку. И не подглядывай.
– Я не люблю мухлевать. – Покрасневший от солнца курносый нос повёл по ветру. – Нам куда?
Мой взгляд упал на её босые ступни с алыми накрашенными ноготками. Всегда этовозбуждало. Гаечка переступила с ноги на ногу и тяжко вздохнула.
– Ты чего? – спросил я.