Босиком по облакам (СИ)

– Значит, тебе нужно углубиться в эту боль, силу её увидеть, но ты выставил жёсткую границу, дальше которой не можешь продвинуться. Надо, чтобы всем своим количеством боль открылась тебе. Когда ты увидишь, сколько её, у тебя изменится к ней отношение. Сейчас ты относишься к боли по старому шаблону – ты привык знать, что она больше тебя. Что она такая сильная, что её надо бояться и дальше не идти. Страх того, что тебе снова сделают больно, заставляет тебя сразу сдаться. У тебя есть установка — боль больше меня и дольше меня. Тебе кажется, что она будет длиться вечно. Будто она неизлечимая, а ты временный. На самом деле, наоборот. Боль надо не облегчать, не закрывать, а усиливать, вызвать её любым способом и увидеть её глаза в глаза.

– Не получается. Я пробовал её вызвать, в практиках пробовал. И ничего...

– Если ничего, может, её и нет?

– Нет, есть. Я знаю. Это как больной зуб, он разрушился, нахлебаешься анальгетиков, но всё равно чувствуешь – с зубом фигня. Мешает. Она точно есть.

– Тогда давай рассматривать.

– Как?

– Скажи, от чего тебе больно и хреново?

– Хреново? Много от чего.

– Мне тоже. Это бывает со всеми. Это часть жизни.

– Но я думал, что есть освобождение от этого, я хочу радость чувствовать настоящую. Не выходит. С этим я и хотел разобраться. Я не привык отступать, сдаваться... Я хочу...

– Хм, ты опять убегаешь от вопроса, а надо рассмотреть. Вглядеться. Так от чего тебе хреново?

Я ускорил шаг, сердце забилось быстрее, ладони увлажнились, в желудок упал холодный ком. Возникло ощущение, что за мной гонится стая собак. Захотелось куда-нибудь деться, хоть из тела выпрыгнуть.

Мастер смотрел на меня. Прямо и непреклонно. Глаза такие, словно уже знает. Я вспомнил: Вован говорил, что Мастер слышит мысли или ловит эмоции, в общем, считывает тех, кто рядом, как сканер. Выходит, он уже и так всё знает? Но требует, чтобы я сказал вслух.

Несколько шагов на колебания и резюме: я сам напросился. Надо отвечать. Я ведь не слабак. И я выдавил из себя:

– Я слишком закрыт. Я закрываюсь от людей. Ещё больше от женщин. Но мне не хватает нормального общения. Я его хочу. И при этом боюсь довериться кому-то, всё всегда усложняю или сразу ставлю точку в отношениях. Хотя на самом деле очень хочется простоты. Только с этим тоже всё плохо, – усмехнулся я. – Пытаюсь быть простым, но потом чувствую себя ещё хреновее, словно я намазан маргарином или воском. Как фигура в музее Мадам Тюссо. Я чувствую себя ненастоящим. В отношениях.

– Всегда?

– Почти... – В голове мелькнуло: я вру, совсем недавно что-то во мне изменилось, но старая привычка говорить и думать о том, что я восковой иностранец для всех, заставила произнести эти слова вслух. Мало ли, что мне показалось с ней?

Я зашагал ещё быстрее, словно убегая от себя, но всё равно сказал:

– В общем, я делаю много чего, чтобы не чувствовать себя плохо. Но всё равно чувствую. Работа — это спасение. Я трудоголик. Однако недавно я понял, что с помощью работы я тоже закрываюсь. Лезу на рожон, как адреналиновый наркоман. Это заставляет ненадолго чувствовать себя настоящим. А боль? Не уверен, что точно могу её идентифицировать...

Мы с Мастером так разогнались, что не заметили, как перепрыгнули через узкий провал и принялись штурмовать тропинку в белых камнях.

– Боль одна — отвержение. Вместо неё существует желание одного — принятия, – сказал Мастер. – Надо исследовать боль во время конфликта, когда припекает. Чувствуешь себя хреново? Обвиняешь себя за слабость? Вот она — боль. И не нужны гвозди вместо матраса. Необходимо только внимание и умение осознать. Тебя унизили, а ты не отстоял своё достоинство. Это снова и снова заставляет тебя буксовать. Вот тебе и ключ. Когда твоя очередная слабость проявится в каком-нибудь конфликте или ситуации, остановись и посмотри: в чём она. Если ты сильный, конфликт тебя не заденет. Если слабый, не закрывайся, ныряй. Это нормально, иногда быть слабым. Ты никому не обещал быть Бэтменом. Это жизнь, а не комиксы Марвел.

Во мне поднялось возмущение. Кулаки сжались сами собой.

– Я не слабак.

– Ладно. Так на сколько тебя отвергли и на сколько тебя унизили? И сколько ты отвергал и унижал? Сколько там накопилось: тридцать килограммов или пять?

Я замешкался.

– Н-не знаю...

– Почувствуй.

Я сосредоточился. Снова стало трудно дышать, словно меня одолела паническая атака.

– Дыши ртом, – подсказал Мастер.

В груди сдавило, заклокотало что-то. Я открыл рот и вдохнул.

– Так сколько в тебе боли? – повторил Мастер. – Пока не взглянешь прямо, не разберёшься.

Чёрт, и ведь он прав! Интуиция и внутреннее чувство, подсказывающие это, не уменьшали запредельного волнения. Я слышал, как кровь бьёт будто из брандспойта по ушам. Ещё десять шагов вверх, подтянулся, опершись на корягу, вылез на ровное плато. Мастер тоже. Молчал и шёл рядом со мной. Не подгонял ине заставлял отвечать, но я знал, что не убежать.

– Много. Килограммов на сто.

Он взглянул на меня с прищуром.

– Вряд ли ты столько весишь сам. А точнее?