С лужаек вокруг пахло неофициальным чабрецом, ромашками и мятой. По правилам и без были припаркованы мини-автобусы и фургоны. Лениво отмахивались от мух кони. На одного из них пыталась взгромоздиться пышнотелая мадам в розовой панамке. Я мысленно посочувствовал коню. Во все стороны от центра жизни — рынка – растекались спортивные или праздно шатающиеся туристы: кто на полянки, кто в сторону пещер, кто рвался к подвесному мосту и полетать над пропастью под крыльями парапланов. Несмотря на палящее солнце, ветер гулял по коже прохладный, освежая ссадины.
– Дальше нельзя, – сообщил наш чувак, уткнувшись в подобие площади перед рестораном «Шашлыки и Люля». – Объезда нет. Только по рынку проход.
– Окей. Сколько с меня?
Я расплатился с нашим возницей и снова взял на руки пытающуюся соскочить Гаечку. Непоседливая. Как мне нравится её энергия! Попытки быть самостоятельной, сильной и независимой при совершенно цветочковой нежности. Гаечка словно мотылёк, который пытается всем доказать, что орёл. Смешная. И непонятная. Это тоже нравится. Выпустил из рук и усадил её только в очереди перед фуникулёром. Погрозил:
– Никуда не убегай!
Только отвернулся за билетами, глядь, а её нет. Сердце оборвалось. Растерянно осмотрелся. И вдруг меня кто-то тронул за плечо. Обернулся: Гаечка. Стоя на одной ноге, она показала мне пакет и флакон.
– Антибактериальные салфетки, бинт и перекись водорода. Иди-ка, садись на лавочку, обработаем твои боевые раны.
В сердце что-то резко сжалось, а потом расширилось, и я закусил губу, чтоб ком из горла не выпустить наружу. Хорош я буду – плачущий ковбой. Странное это чувство — больно и хорошо одновременно. Что со мной происходит?
– Эй, ты чего? – спросила Гаечка удивлённо. – Не сердись. Я просто увидела аптечный лоток. Вот он, рядышком.
– Спасибо, – сипло ответил я и сел. Опустил голову. – Не стоило, тебе же больно... С ногой...
– Тебе тоже больно. Вопрос снят, – деловито сказала Гаечка и принялась обрабатывать мои ссадины, присев напротив.
Щипало, саднило, но мне хотелось прижаться лбом к её лбу, обнять, затихнуть ипросто побыть так. Словно нет вокруг туристической суматохи, базарного шума, лязга дверец старого вагончика фуникулёра. Замереть, словно мы одни воВселенной. Но я не стал: ещё испугаю. Тут она на первом месте. Пусть отойдёт ипривыкнет ко мне. А я от неё никуда не денусь. Это я уже понял. Поэтому я лишь кивнул благодарно, когда она закончила, и опять подхватил её на руки:
– Карета с горы подана. Теперь моя очередь тебя лечить.
Глава 23
Сложно злиться на человека, который устал и пролил семь потов, таская тебя повсюду на руках, но видимо, во мне что-то сломалось. На самом деле, я не умею долго сердиться, вынашивать планы мести и представлять обидчиков в адском котле с варёной сгущёнкой, которую им нельзя даже попробовать. Да по сути, Артём ведь и не обидел меня. Я сама придумала и сама разочаровалась. Какое счастье, что не успела мысленно родить с ним семерых детей, дать образование внукам и отправиться на пенсию куда-нибудь на Гавайи – манго выращивать. Я всего лишь представила, что мы живём с ним в одном доме, завтракаем, я поправляю ему перед выходом на работу пиджак и галстук, а он меня целует... Очень сладко и нежно. И говорит, что вечером прогуляемся, ведь он так любит гулять по вечерней Москве... Я тоже по ней соскучилась. Балда.
Все грёзы разбились, как шишки о скалы, ещё там – на подходе к Ай-Петри. И в сердце стало пусто, даже несмотря на тепло и близость Артёма. Это всё чёртов Мастер виноват – сказал: «Люби», а разве я просила? Ему ведь всё равно, а мне страдать. Нет, ни красноречивая мудрость, ни хитрость под прикрытием мне не подходят! Я всё для себя решила.
Артём старался, и даже очень. На лихом такси привёз меня в приёмную скорой помощи города Ялты, там сделали рентген и успокоили, что перелома нет. Мой спасатель не удовлетворился этим и быстро вызвонил кого-то, потом ещё кого-то, пробежался пару раз по виртуальным клавишам в ВотсАпе, и в итоге нас сам нашёл солидный армянин в голубом медицинском костюме, раскланялся и препроводил в покои получше постсоветского ободранного госпитального модернизма.
– Лучший хирург Ялты, – сообщил мне Артём. – Главврач.
Армянин довольно кивнул, с пристрастием всмотрелся в рентгеновский снимок, покрутил меня и так, и эдак. А затем велел сделать повторный список таким тоном, что медсёстры практически расстелились по вытертому линолеуму цветочным веером любезности. В общем, приняли меня так, как дочь президента, и готовы были вместо Артёма носить на руках. Но он не позволил.