Босиком по пеплу. Книга 3

— Ты уверена, что Камила задержалась в офисе, чтобы доделать отчет? — продолжает «капать» ненормальная. — Или что Рами не вернулась за оставленной на рабочем столе книгой? Я уже не говорю об остальных сотрудницах. Один короткий сигнал и большой бум разнесет там все, прекратив в горстку каменной пыли и пепла. Но мне бы очень не хотелось этого делать — меньше всего я хочу убивать таких же несчастных, как мы. Это всего лишь моя страховка, Алисия. И способ отозвать охрану. Да-да. Кроме этой несчастной кучки тупых олухов, рядом больше никого нет.

Каждая мышца в теле превращается в камень, при этом сердце стучит так, будто вот-вот выпрыгнет из груди и упадет за ограждение обрыва.

— Не живи прошлым, Лейс…мой центр примет всех женщин, которым нужна помощь, — я прилагаю весь свой внутренний резерв выдержки, чтобы сохранить внешнее спокойствие и самообладание. — Я хочу помочь … Ты можешь мне все рассказать.  Поверь, я смогу понять и никогда не осужу, как любящая дочь никогда бы не осудила мать…

Белки её глаз наливаются кровью. Приобретают оттенок сегодняшнего заката, оказавшегося пророческим знамением.

— Ты сможешь понять, только пережив то, что я! Нельзя просто взять и вырезать, как огромную раковую опухоль! Она всегда со мной, нарывает, но не убивает до конца. С первого дня, как я ступила рабыней на территорию резиденции, — дыхание Лейсан становятся тяжелее, а кожа между моих лопаток покрывается инеем.

Лейсан — та несчастная узница из комнаты для наказаний, где мне довелось провести неделю, а ей, возможно, годы... Долгие месяцы пыток и насилия. Мое сердце сжимается от воспоминаний о крошечных пинетках, страх леденит душу, и надежда на благоприятный финал катастрофически быстро тает. Кому ничего терять — тот не знает пощады.

— После смерти Молли все во мне выгорело, ничего не осталось, — безжизненным голосом продолжает Лейсан. — Ты бы не вынесла мой путь, Алисия. Никто бы не вынес. Не смей так смотреть на меня. Ты родилась в любви, росла в заботе и внимании. И у тебя этого не отнимали.

— Молли? Так ты назвала девочку, да? — ласково задаю вопрос я, хоть и знаю ответ. Она уже упоминала имя малышки. — Мне очень жаль, Лейс…, — внезапно, в голову приходит отчаянная, но спасительная мысль. Я знаю, как сообщить Нейтану об угрозе. Наш языков жестов, что мы придумали в детстве, с целью подавать друг другу знаки, даже когда рядом родители. Мне хватит пальцев одной руки. Я чувствую, что Нейт прямо сейчас не сводит с меня глаз и начинаю медленно подавать знаки, каждый из которых отображает букву английского алфавита.

Б.О.М.Б.А.

Р.Е.Д.А.К.Ц.И.Я.

И так по кругу, пока он не поймет, что я показываю…

— Пойдем в дом, Лейс. Я угощу тебя чаем, и ты мне все расскажешь, — мягко уговариваю я. — Только прошу тебя, не совершай опрометчивых поступков. Не делай того, что задумала. Я не вызываю охрану, ты же видишь. Я помогу тебе, позабочусь. Если хочешь, ты можешь остаться здесь, как моя гостья и близкая подруга. Сколько захочешь, — надеюсь, что мой голос звучит ровно и искренне. — Ты расскажешь мне свою историю, и мы обязательно придумаем, как пережить это вместе.  Ладно? — сейчас самое главное достоверно сыграть «дурочку», напрочь лишенную чувства паники. И это довольно сложно, учитывая, что в телефоне Лейсан сейчас установлен счетчик на сотни жизней, что в один миг может упасть до нуля.

— Мы поговорим здесь, на этом месте, — горько усмехнувшись, тянет Лейсан.

Ее слова, оставаясь мелодичными и складными, звучат подобно нарастающему реквиему. Где медленное и напряженное вступление всегда обманчиво, и в любой момент может обернуться сотрясающим душу крещендо, переходящим в сокрушительную кульминацию.

— Возможно, ты не знаешь, но много лет назад на этом обрыве случилось несколько самоубийств. Всего за одну ночь, более двадцати женщин, отдавших свое тело и душу прежнему хозяину этой резиденции, не стало. Как и самого хозяина, приговоренного к казни. Обрыв в залив не высокий, но все знают, что дно там мелкое, усыпанное ядовитыми кораллами. Вода в тот день была цвета сегодняшнего заката… Ты что-нибудь слышала об этом?

— Нет, — с придыханием вру я, сглатывая густой и закаменевший ком в горле.

Я не знаю, что будет дальше. Не знаю, потому что она способна на все. Эта женщина абсолютно безумна и неуправляема, а безумие несет смерть и разрушение.

— Дамир аль-Видад славился тем, что разводился со своими юными женами и расставался с любовницами, как только тем исполнялось восемнадцать. Первых списывал их, как старый ненужный хлам, а вторых мог подарить друзьям, словно рабынь в Средневековье.

— Но не все такие, Лейс...