Босс с причудами (СИ)

На экране мелькают мрачные кадры. Девушка бредет по темному коридору, за ней гонится нечто жуткое, вооруженное острыми лезвиями.

Замираю и не дышу. Да, фильм атмосферный до мурашек.

— Еще пока не страшно, страшно будет потом, — успокаивает Ремезов и начинает пояснять, что к чему.

— Тихо! — прикрикиваю на него. — Сама разберусь. Я не тупая.

— Все, молчу.

Сюжет понемногу затягивает. В старых фильмах есть свое очарование.

Ремезов сидит тихо, я почти забываю о его присутствии. Кидаю в рот попкорн горсть за горстью — до чего вкусно!

Пицца стынет в коробке — Ремезов к ней почему-то не притронулся.

— Надо же, тут играют знаменитые актеры, совсем молоденькие! Вон Джонни Депп! — я поворачиваюсь к Ремезову и вижу, что он смотрит вовсе не на экран, а на меня. И выражение какое-то голодное, хищное.

А вдруг он и вправду маньяк, и в этих фильмах получает вдохновение?

— Вы чего пиццу не едите? — спрашиваю опасливо.

— Мне на вас интереснее смотреть, — откровенно говорит Ремезов. — Вы когда чем-то увлечены или испуганы, у вас глаза большие становятся, как у кошки.

Смеюсь, машу рукой, перевожу взгляд на экран.

А там как раз из темноты выскакивает страшный как черт Фредди Крюгер с обожженной мордой, крики, жуткая музыка!

От неожиданности взвизгиваю, закрываю глаза одной рукой и роняю ведро с попкорном. Ремезов едва успевает его подхватить.

Мое сердце колотится, но хочется узнать, что там происходит на экране, я раздвигаю пальцы и подглядываю.

Ладно, пока крови нет. Можно смотреть. Но ладонь от лица не убираю, так и сижу дальше.

Есть попкорн одной рукой неудобно, и бутылку колы не взять. Ремезов, видя мои мучения, предлагает:

— Да вы смотрите спокойно, как будет страшно, я предупрежу, закроете глаза.

Поверив, убираю руку, беру бутылку и ведро.

— Вот сейчас будет страшно! — внезапно объявляет Ремезов.

Грохочет музыка, я подпрыгиваю и забываю закрыть глаза, но Ремезов приходит на помощь — его сухая, горячая ладонь ложится на мой лоб, закрывая обзор. Другой рукой он обнимает меня за плечо и прижимает к себе.

Замираю. По коже пробегают электрические искры, но вовсе не от страха, а от того, что шеф Эдика обнимает меня и я чувствую на виске его дыхание.

— Все, можно дальше смотреть.

Он убирает руку и немного отодвигается, а я испытываю укол сожаления, что страшная сцена закончилась так быстро.

— Родион Романович, может, другой фильм посмотрим?

— А какие вы любите?

— Чтобы приключения были, и романтика.

— У меня таких нет.

— Ну так скачайте!

— В следующий раз. А сейчас смотрите этот. Ну, как вам актерская игра?

— Пока не разобралась. Мне все же непонятно, почему вам такие фильмы нравятся.

— Они уютные.

— Уютные?!

— Ну да. Глупые выдуманные кошмары, как страшная детская сказка. Забавно. Вам разве неинтересно, чем все кончится?

— Интересно, — признаюсь я и ставлю на пол ведро с попкорном. — Но все же страшно.

— Не бойтесь, я с вами, — Ремезов теснее прижимается ко мне. Я чувствую локтем твердые мышцы на его боку, и слышу стук его сердца.

Экран расплывается. Внутри у меня что-то тягуче пульсирует. Голова налилась жаром. Меня охватило сильное волнение, как лихорадка. Мои уши ничего не слышат, глаза ничего не видят, я ощущаю только одно — близость горячего, жилистого мужского тела. Осознание того, что это никто иной, как Ремезов, усиливает трепет.

Трясу головой, чтобы скинуть наваждение. Фокусирую взгляд на экране.

А там как раз началась ОЧЕНЬ страшная сцена. Истошные визги, кровь фонтаном!

Вскрикиваю и инстинктивно бросаюсь в укрытие — к Ремезову на грудь, лицом утыкаюсь в его шею.

— Ого, как вас проняло! — удивляется он, его руки ложатся на мою спину.

Его щетина покалывает мой висок, я глубоко дышу, пытаясь унять страх и волнение.

— Да все уже, все, — успокаивает Ремезов, но отпускать меня не спешит.

Я поднимаю к нему лицо и возмущаюсь:

— Ты говорил, что крови не будет!

— Тут ее немного, — отвечает он хриплым шепотом.

— А бывают фильмы ужасов без крови?

— Да, есть. Но они на самом деле еще страшнее. Включить?

— Нет… Я хочу досмотреть этот.

— Уверена?

Киваю.

Но мы не обращаем внимания на телевизор и не отпускаем друг друга. Лицо Ремезова совсем близко, я вижу каждую его морщинку, каждый волосок на щеке, каждую ресницу. Глаза у него, оказывается, не совсем черные — у зрачка едва заметные коричневые крапинки, в радужке отражается огонь светильников.

Мы замерли, время зависло.

Он опускает ладонь на мое бедро.

Я поднимаю руку и провожу по его щеке.

Не знаю, кто первым потянулся к другому, но через миг губы Родиона накрывают мои и мы начинаем страстно целоваться.

Он действительно очень напористый, как и во всем, что он делает. Перехватывает инициативу, теснит меня, вжимает в спинку дивана.

Но скоро напор сменяется тягучей медлительностью.

А я просто с ума схожу. Никогда не думала, что такое бывает! Эти поцелуи как откровение. Мне всегда казалось, что мужчины считают поцелуи необходимой обязанностью перед самым главным и спешат скорее пройти этот этап предварительных ласк.