Я говорю обо всём этом не потому, что оно имело какое-то влияние на жизнь или размышления Бэзила Рэнсома, а только ради знакомства с местным колоритом, ведь персонаж ничего не значит без окружающей обстановки, и наш молодой человек каждый день равнодушно проходил мимо всех этих кратко описанных мною объектов. Одна из его комнат была расположена над самым входом в здание. Такие крохотные спальни в Нью-Йорке обычно называют «спальня-холл». Расположенная перед ней гостиная была не намного больше, и вместе они являли собой типичные апартаменты целого ряда ужасных многоквартирных домов, построенных сорок лет назад и уже отслуживших своё. Они все были одинаково покрашены в красный цвет, и кирпичи были обведены белой краской. Их первые этажи были украшены балкончиками с маленькими жестяными крышами в разноцветную полоску и железными решётками, характерными для восточных городов, и придающих им вид клетки из которой можно незаметно подсматривать, что делается на улице. Если бы мне довелось там побывать, я бы описал интерьер жилища Бэзила Рэнсома, чтобы потешить любопытство некоторых лиц обоего пола, которые нашли бы это убежище весьма странным; или скромный table d'h^ote за два с половиной доллара в неделю, который подавался в подвальном этаже с низким потолком, где всё казалось липким, двумя негритянками, болтающими между собой и посмеивающимися над шутками низким таинственным смехом. Но нам нужно обратить своё внимание на то, что всё это доказывает лишь то, что молодой миссисипец даже через полтора года после своего знаменательного визита в Бостон не преуспел в своей профессии.
Он был старательным и амбициозным, но так и не стал успешным. За несколько недель до того момента, когда мы встречаем его снова, он даже начал терять веру в своё земное предназначение. Его посещало чувство, что какой бы то ни было успех вовсе не был ему предначертан. Мог ли молодой голодный миссисипец без средств, без друзей, страстно желающий обрести змеиную мудрость, личный успех и национальное признание, добиться своего в Нью-Йорке? Он был на грани того, чтобы бросить всё и вернуться на землю своих предков, где, как он знал от матери, всё ещё мог рассчитывать на горячую кукурузную лепешку, чтобы поддерживать жизнь в теле. Он никогда особенно не верил в свою удачу, но последний год она выкидывала с ним такие шутки, которые удивили бы даже самую невозмутимую жертву злого рока. Он не только не обзавёлся связями, но и потерял большую часть того маленького бизнеса, который был для него объектом самоуспокоения ещё двенадцать месяцев назад. У него не было ничего, кроме мелких подработок, и он молился, чтобы их было больше чем одна. Все эти неприятности сослужили дурную службу его репутации, и он понимал, что этот нежный цветок может быть растоптан ещё будучи нераспустившимся бутоном. Он взял в партнёры человека, который, казалось, мог компенсировать его собственные недостатки – молодого мужчину с Род Айленда, который, по его собственным словам, знал местную кухню изнутри. Но этому господину самому не мешало бы измениться в лучшую сторону, и основной недостаток Рэнсома, заключавшийся в недостатке денег, так и не был исправлен, особенно после того, как его коллега перед своим внезапным отъездом в Европу снял со счёта фирмы все накопления. Рэнсом часами сидел в офисе, ожидая клиентов, которые либо не приходили вообще, либо, придя, не находили его персону достаточно обнадёживающей и уходили со словами, что им надо подумать, что делать дальше. Они думали подолгу и редко появлялись снова, так что, в конце концов, он задался вопросом, а нет ли у них предубеждения к южанам. Возможно, им не нравился его акцент. Если бы они могли подсказать ему, что делать, он бы последовал их совету. Но нью-йоркский выговор – не заразная болезнь, чтобы подцепить его на улице. Он думал, неужели дело в том, что он глуп и недостаточно квалифицирован и, наконец, признался себе, что ему просто не хватает опыта.