Ботаничка

Поражала сноровка, с которой он расправлялся с немаленькими порциями. Жидкость кучным потоком перетекала по воздуху. Это походило на фокус, который показывают настоящие картежники, когда колода растягивается и сжимается в воздухе.

Лида, махнув стопку, привычно занюхала корочкой хлеба. Аня однажды попробовала так, запах у хлеба после водки оказался оглушительный до слез.

— Давайте, по второй, за встречу, — заторопился дядя Гриша.

Лида поглядела на него косо, неодобрительно. Дядя Гриша пил, похоже, с самых похорон.

— Ты так в городе и живешь? — спросила Лидка, отодвигая бутылку от деда.

— Живу. Работаю.

— Институт закончила?

— Угу. Пирожки у тебя вкусные.

— С капустой? Я сама люблю. Завтра на сороковины с мясом напеку. До завтра то останешься, или тебе домой надо?

— Надо, — криво улыбнулась Анна.

— Что-то не загостилась ты у тетки.

— Тетя Саша давно отсюда уехала. Алиса мне вроде бабушки.

— Я ж тебе говорил, что Александра укатила! — встрял дед. — Давай вспомянем тех, кого с нами нет.

— Деда, ты уже до чертиков довспоминался! Хватит!

— А ты мне не указывай!

— Утром забегает в комнату, кричит: «Висит, висит!»

— Висел! — рявкнул дядя Гриша, сотрясая кулаком воздух.

— Кто висел? — не поняла Анна.

— Телефон, говорит. Я как дура поперлась смотреть.

— Висел, — дед уперся, как очевидец, которому не верят по злому умыслу.

— И куда он подевался?

— А!

Вдовец подпрыгнул, ухватил с того конца стола бутылку и быстро набулькал себе порцию.

— Висел!

Лиду вынесло из-за стола в прихожую, за ней качнулся дед. Анне поневоле пришлось идти следом. Оставаться за столом одной показалось неловким.

— А-а-а!

— О! Висит!

На неровно оштукатуренной стенке, на том именно гвоздике, куда Анна пыталась пристроить свою дубленку, висел огромный черный телефон допотопного вида. В дырочках диска вместо цифр проступали похожие на иероглифы знаки. Анна не срезу сообразила, что это полустертые буквы алфавита. Лида дрожащей рукой сняла трубку.

— Работает, — сообщила женщина, не поднося ее к уху.

Из трубки проистекал ровный басистый гудок. Тяжелая как кирпич эбонитовая трубка невероятного аппарата вдруг выпала у нее из руки, Лида начала заваливаться вбок. Дед, не теряя присутствия духа, подхватил семипудовую внучку под микитки и потянул в комнату.

Анна, онемев, смотрела на Лидины пятки, под которыми складками ехал домотканый половик.

А телефона на стенке уже не было. Только что трубка качалась, стукая по штукатурке, и — все.

Лида пришла в себя на пороге кухни, затрепыхалась, сбила с ног деда и успокоилась только у стола. Дед ползал у нее за спиной.

— Это че? Это че было? — потребовала она у старика.

— Телефон, — пробормотал он, пытаясь подняться на неверные ноги.

— Все! Завтра бабку помянем, и в завязку, иначе я тут с тобой, старый хрыч, рехнусь.

* * *

Пока Анна ползла по обледенелым тропинкам к тракту, в голову пришла спасительная мысль, что все дело в старой сварыкинской печке. Лида с дедом слегка угорели под утро, вот и привиделось. А ей самой тоже привиделось? Да! И она угорела. Хотя, она как раз сидела против печки и видела, что вьюшка открыта. Да мало ли? А вдруг и так тоже бывает?

Тяжелая эбонитовая трубка, раскачиваясь, постукивала о стену.

* * *

Задумавшись, Анна как бы выпала из действительности. А когда вернулась, стало ясно, что еще чуть-чуть и она уже не сможет двигаться. Будто лягушка в куске льда. Пошевелить рукой удалось с трудом. А вдруг она не сможет забраться в электричку? Если та вообще придет. Дедок в тулупе будто примерз под фонарем на том конце перрона. Голубой пуховик приник к двери вокзала. Оттуда, наверное, поддувало теплом. Анне вдруг стало по-настоящему страшно. Она попыталась заговорить со стоявшим рядом мужчиной и не смогла. Губы заледенели. Вместо слов выполз невнятный вой.

— У! Ваши дела, кажется, совсем плохи. — Обтянутое тонкой курточкой плечо надвинулось, загородило свет. Мужчина вдруг распахнул куртку и ее полами как крыльями прикрыл Анну.

— Трепыхаться не стоит. Не будете? И ладно. Вдвоем есть возможность выжить. По отдельности мы с вами, леди, околеем тут как два цуцыка.

Нос уперся во что-то мягкое и неровное. Анна не сразу сообразила, что это толстый свитер. И уже подавно не сразу почувствовала тепло. Она чуть не заплакала. Стало обидно. Вот он стоял рядом, изображал погорельца, а сам оказывается, был горячий как печка.

Как только начала возвращаться чувствительность и мучительно заболели пальцы в тонких перчатках, Анна попыталась отстраниться.

— Куда! — хмыкнул над головой нахальный спаситель, и покрепче сжал объятья.

— Пустите. Я уже согрелась, — кое-как проблеяла Анна.

— А я — наоборот. Не дадите же вы помереть человеку на морозе.

Сволочь! Он над ней издевался. Анна толкнулась в довольно-таки широкую грудь изо всех сил. Мужчина не ожидал от замороженной лягушки такой прыти. Объятия разжались, Анна, не удержавшись, отшатнулась, куда совсем не собиралась — за угол.