Боже, Божена! Мужиковедение и другие истории

На вопрос, что спасет дрейфующую в гребеня страну, блестящий экономист Сергей Гуриев ответил: «Не врать, не воровать». Ни в одной относительно развитой стране нет такой толерантности ко лжи и вороватости. Вранье и воровство – единственные два кита, на которых держится одна шестая суши. Кому это выгодно? Пока что это выгодно восьмидесяти шести процентам населения. То есть почти всем. Так что, если вам предложили невысокую должность, не отчаивайтесь. Вы всегда сможете своровать. Нет в России должностей, где невозможно было бы изобрести схематоз. О совести забудьте. Если схематоз придуман красиво, то, кажется, будто и не украл, а честно заработал.

Пора валить?

Никогда, ни при каких обстоятельствах не становись эмигрантом. Так звучит третья заповедь великого и прекрасного англичанина Джереми Кларксона. Послушала бы я его, родись он в Советском Союзе и поживи в сегодняшней России. Уже год как любые застольные разговоры элиты неизбежно сворачивают на обсуждение того, куда валить, как валить и как сделать себе паспорт другой страны или, на худой конец, вид на жительство. Главная причина отъезда – безнадежность, простершая совиные крыла над мыслящей частью общества.

В семидесятые уезжали от убогого советского быта, от нищеты, от антисемитизма. Эмиграция начала девяностых почти сплошь колбасная. Свободы было хоть отбавляй, причем для всех: и для журналистов, и для бандитов, вот только есть было нечего и работать негде – разваливались целые отрасли. И семидесятники, и жертвы девяностых уезжали в поисках лучшей доли. И это принципиально важная деталь для понимания процессов вокруг нынешней эмиграции.

Эмиграция тех лет бежала от нищеты в надежде на достаток. Мы же ухудшаем жилищные условия. У нас есть няни и шоферы – мы от них отказываемся. Понимая, что на падающей российской экономике ничего не заработаешь, мы начинаем экономить на ресторанах и со временем приходим к принятию этого непростого решения. Нынешняя волна эмиграции – это не искатели лучшей жизни. Это беглецы от жизни безнадежной в безрадостную.

Отравлен хлеб и воздух выпит. Откуда берется ощущение полной безнадежности? У нас на родине сломан позвоночник общественного строя. Любое цивилизованное общество держится на общественном договоре – Конституции, который охраняет механизм «преступление-наказание». Этот механизм сломан «силовиками». Остальные – по меткому выражению блогера Сorpuscula, «слабовики» – чувствуют себя униженно и тревожно. Мой муж не был в России двенадцать лет. Вернулся. Иногда ему приходится вылезать из берлоги и заниматься бытовыми делами: ремонт, переезды, счета, соседи, ТСЖ. И вот после очередной «встречи с кретином в горах» он меня удивленно спрашивает: «Слушай, в этой стране нормальные люди-то вообще остались?»

…Портниха пропала с моими вещами, потом вернулась – чтобы испортить еще две новые вещи. Я плюнула, озверела, отнесла их к другому мастеру, но исправить так и не смогла. Звонок:

– Вы мне должны денег еще за две вещи.

– Вы же их испортили! Может, это вы мне должны?

– А я что, бесплатно, получается, работала?

– А я должна вам за порчу заплатить?

– Ну заплатите поменьше, я же время все равно тратила.

Из-за головотяпства бывшего шофера я получила сотрясение мозга и перелом носа. Он был на испытательном сроке, но работу все же не потерял, потому что нормальных в стране не осталось. И вот через два дня после своей преступной халатности, приведшей к моим тяжким телесным, зная, что у нас адская пора – прокуратуры, суды и надо ехать в главную «мусарню», он просит отпустить его на денек, потому что «в лесу лисички пошли». Можно было вырвать у него ключи и заорать на всю Ивановскую, топая ногами: «Пошел вон, дебил! Вон отсюда!». Но следующий дебил оказался еще хуже предыдущего: он пытался торговать историями из нашей с Игорем Малашенко сразу после самоубийства Игоря. Пока я лежала в больнице после попытки суицида. Когда его ткнули мордой, возмутился: «Меня упрекают в том, что я пытался продать свои дневники? Это мои дневники!»

Соседка сверху годами заливала купленную мной квартиру. Сгноила все перекрытия. Заразила квартиру плесенью. Условия ремонта своих аварийных санузлов и кухни выставила такие: половину за наш счет, а половину мы ей дадим в долг. Она не бедна, – у нее две квартиры на Патриарших, и обе она сдает по 250 000 в месяц. Не отдав ни копейки, она заранее торговалсь за каждую тысячу рублей. При этом дама постоянно проживает в Швейцарии, где такая ситуация априори невозможна.

Пострадавший от чужого головотяпства швейцарец не танцует вокруг вредителя с бубном, он идет в банк, который автоматом списывает деньги со счета виновного. Вот только в Швейцарии быть говном стоит слишком дорого, а посему сидеть там наша соседка будет тише воды ниже травы. А ей что – она всегда может отыграться за это в России: я вам нанесла ущерб и, если вы не хотите продолжения в том же духе, оплачивайте мне ремонт и давайте денег в долг.