Боже, спаси Америку! Наблюдая за американцами

Но Алекса была натурой утонченной, а французские интеллектуалы относятся к телесериалам примерно так же, как крокодилы к соевым котлетам – слишком мало мяса, чтобы они заслуживали внимания. Вот почему она решила, что развязка очередной серии – самое время для разговора.

– О чем мечтаю? Так сразу и не ответишь, – сказал я. – Надо подумать.

– Но должны же быть у тебя какие-то амбиции. Разве не поэтому ты открыл свою чайную? – Ее английский был настолько хорош, что я едва улавливал французский акцент.

– Да, конечно, – согласился я, мысленно поздравляя себя с тем, что удалось выпутаться практически без усилий. Мой палец завис над кнопкой звука, как раз когда от откровений детектива все прочие персонажи замерли с открытыми ртами. Я решил, что пять секунд молчания Алексы можно будет истолковать как разрешение прибавить громкость.

– Но ты продал половину бизнеса, значит, у тебя должны быть и другие мечты.

Черт! Придется покупать DVD-диск, чтобы выяснить, кто же все-таки злодей. Я выключил телевизор и прижался к ней.

– О, у меня грандиозные мечты, – сказал я. – Вот вчера во сне я, например, мечтал о том, как ты лежишь голая в горячей ванне, и я забираюсь к тебе и…

– Нет, Пол, давай без шуток, прошу тебя. Я говорю серьезно. Что ты намерен делать со своей жизнью? – Всевидящий взгляд ее голубых глаз прямо-таки буравил мой мозг. – Я мечтаю снять фильм о французском стиле жизни, – продолжила она, – мечтаю о карьере фотографа. А о чем мечтаешь ты, кроме как о том, чтобы досмотреть свой детективный сериал? – Кстати, эту мечту она только что убила. – Так здорово быть с тобой в Париже, Пол, но я уже начинаю немного… – Она запнулась.

– Немного что?

– Скучать.

– Скучать? – Когда лежишь в постели с женщиной и она говорит, что ей с тобой скучно, вполне конкретные части мужского тела имеют обыкновение съеживаться.

– Да. И это вовсе не случайно, что проблема штрафа настигла тебя именно сейчас. Ты расслабился.

– Расслабился?

– Да, tu te laisses aller, пустил все на самотек. Вот уже месяц ты ничего не делаешь. В чайную почти и не наведываешься.

– Но Бенуа справляется и без меня.

– Ты целыми днями смотришь телевизор, зависаешь на каких-то идиотских сайтах в Интернете или попросту просиживаешь в кафе.

– Или валяюсь с тобой в постели. – По моему тону можно было догадаться, что такой образ жизни я нахожу идеальным.

– Но этого недостаточно. Ты же парень энергичный, с фантазией. Ты не можешь так прожигать жизнь. Придумай что-нибудь. Боюсь, что ты продашь вторую половину своего бизнеса, чтобы расплатиться с долгом, и тогда у тебя вообще ничего не останется.

Я все понял. Пробил час пещерного человека. Я должен был выйти на охоту и принести мамонта, чтобы доказать, что я настоящий мужчина. Даже самые отчаянные феминистки иногда впадают в такие крайности. Они требуют, чтобы мужчина открывал в себе женское начало, но время от времени испытывают потребность почувствовать на своей коже прикосновение его пятичасовой щетины.

В глубине души я знал, что она права.

Да, я по-прежнему получал удовольствие от парижских caf'e. Люди за столиками только притворяются, будто читают книги, а сами наблюдают друг за другом, за парочками, которые ведут такой напряженный спор, что кажется, вот-вот перевернут мир, за школьниками-подростками, которые смолят одну сигарету за другой, пытаясь доказать свою принадлежность к взрослому обществу. Это зрелище всегда увлекательно.

Но вот с недавних пор я стал испытывать некоторую неловкость, присаживаясь выпить уже четвертую чашку эспрессо за день. Я ловил себя на том, что начинаю нервно постукивать пальцами по мраморной столешнице, словно в ожидании кого-то или чего-то. И я не мог списать эту суетливость на отравление кофеином. Это было что-то вроде неудовлетворенности, засевшей глубоко в душе, куда не могли добраться кофе, шампанское и даже любовь (и тело) хорошей женщины. Какая-то часть меня находилась в поиске новизны. Мечты, возможно.

– Нет, я не собираюсь продавать свою долю в чайной, – сказал я Алексе, стараясь придать голосу дикую решимость пещерного человека. – Я достану деньги. И кажется, знаю, как это сделать.

– В самом деле? – Ее брови поползли вверх.

– Да. Несколько дней назад мне по электронной почте пришло письмо с предложением работы. Тогда я отверг эту идею, поскольку она показалась мне чересчур эксцентричной, но сейчас…

– И что это?

– Ты ведь смотрела «Тельму и Луизу»?[4]

– Да, а что?

– А фильм «Беспечный ездок»?[5]

– Да? – Она нахмурила брови. Похоже, от скуки не осталось и следа.

– А «Элфи»?[6]

– Оригинальную версию или ремейк?

– А какое это имеет значение?

– Для меня имеет. – Парижские девушки, вероятно, считают ремейки фильмов 1960-х таким же богохульством, как и калифорнийское шампанское.

– Хорошо. Оригинальную версию смотрела?

– Да.

– Так вот, мне предложили работу по мотивам всех этих фильмов.

Алекса улыбнулась и наградила меня поцелуем в плечо. Пусть я еще не принес мамонта, но, по крайней мере, намекнул на то, что мне известны места обитания этих волосатых монстров.

3