Боже, спаси Америку! Наблюдая за американцами

– Нет, нет, я с удовольствием возьмусь за эту работу. – Небольшая поправка: я был вынужден взяться за эту работу, потому что на мне висел огромный штраф. – Просто на первый взгляд все как-то хаотично и неорганизованно, – продолжил я, – но, как вы могли понять из моего резюме, мне не впервой вытаскивать безнадежные проекты. – Ему совсем не обязательно было знать, что мой последний проект закончился тем, что французский шеф-повар попытался удушить меня салатом из тертых кабачков.

– Вот и хорошо. Что ж, – Тайлер вцепился в мышку и устало щелкнул клавишей, открывая меню компьютера, – в таком случае, у меня для вас несколько вопросов. Анкета. – Он нацепил очки и прочитал с экрана. – Итак, вопрос первый. Каково ваше мнение о национальной безопасности США?

– Прошу прощения?

– Видите ли, речь идет о том, чтобы выявить ваше отношение к заокеанским хозяевам. Мой совет: постарайтесь, чтобы от ваших ответов не слишком веяло террористической угрозой.

– Хорошо. Как насчет такого: «Я только „за“»?

– Что?

– Я только за национальную безопасность.

– Как-то скупо.

– Но что тут еще скажешь? – Мне вовсе не хотелось толкать речь о том, какая это блестящая идея – запрещать проносить на борт зубную пасту.

– Ну, если вы настаиваете… – Двумя пальцами он напечатал мой ответ и принялся зачитывать следующий вопрос. – Как вы относитесь к сегодняшнему ренессансу… – Казалось, посередине фразы силы окончательно покинули его, но он собрался с духом и заставил себя продолжить: – ренессансу в американской религиозности? Религиозность? Что, есть такое слово?

Вау, час от часу не легче. Я формулировал свой ответ с такой же тщательностью, с какой французский кондитер лепит шоколадный трюфель.

– Если мне позволят процитировать Джорджа Майкла, который, насколько я помню, исповедует православие…

– Да?

– «Я должен верить».

– Прошу прощения?

– «Я должен верить». Это слова из его песни.

– Вы хотите, чтобы я это записал?

– Да, пожалуйста. Только, наверное, нужно немного поправить Джорджа Майкла. Давайте напишем «Верить нужно».

Тайлер лишь покачал головой и записал.

– И последний вопрос, обещаю, – сказал он. – Как вы оцениваете американскую внешнюю политику?

Увидев ужас, отразившийся на моем лице, он кивнул. О да, это была бомба.

– Как и все британцы, я очень благодарен американцам за то, что они вступили во Вторую мировую войну и помогли нам освободить Европу, – отчеканил я. «А моя бабушка говорит им спасибо за шелковые чулки», – ну, это я уже добавил про себя.

Тайлер пожал плечами и отослал мой ответ по горячей линии в Пентагон или куда там еще, не знаю.

– Что ж, пожалуй, и все, – сказал он. – Если вашу кандидатуру одобрят, я с вами свяжусь. Или кто-то вместо меня. Видимо, и это попадает под аутсорсинг. Ха!

Я засмеялся, пожал ему руку и поспешил к двери, чтобы он не успел заразить меня своим маниакально-депрессивным юмором. К тому же пора было возвращать себе брюки.

5

– Вдохнови эту атмосфэр!

Мой американский друг Джейк страдал от… как бы поточнее выразиться… уникального лингвистического состояния, которое выражалось в том, что он не мог говорить ни на одном языке.

Хотя не совсем так. На самом деле он говорил на двух языках – французском и английском – одновременно, так что желательно было иметь вмонтированную в голову стереосистему прослушивания, чтобы разобрать, что именно он говорит. Хуже того, зачастую он произносил французские слова с американским акцентом и наоборот.

К счастью, я довольно прилично знал французский и понимал, что, употребляя слово «вдохнови», он на самом деле имеет в виду «вдохни».

На лице Джейка засияла счастливая улыбка, когда он сделал глубокий вдох, набирая полную грудь воздуха. Я говорю про воздух, хотя сырости и дыма в нем было куда больше, чем молекул кислорода.

Часы показывали десять вечера. Я позвонил Джейку, как только вернулся в Париж, и он пригласил меня к себе на крышу. Иногда мы поднимались туда, чтобы отвлечься от суетного мира и поболтать ни о чем, не без бутылки, конечно. Если не шел дождь и не подмораживало, передвигаться по относительно плоской крыше было довольно безопасно. Главное, не приближаться к коньку, откуда можно было запросто рухнуть вниз с высоты шестого этажа.

Я сидел на омерзительно холодной металлической кровле, прижимаясь спиной к теплой трубе дымохода. Это было популярное место посиделок. Труба была усеяна ожогами от затушенных сигарет и окаменевшей жвачкой, а штукатурка разрисована граффити в виде ухмыляющейся кошки – видимо, кто-то хотел привнести в это место домашнего уюта.

Такую популярность нетрудно объяснить. С того места, где я сидел, открывался потрясающий вид на беспорядочную мозаику парижских крыш. Жилые дома, которые с улицы смотрелись серыми и одинаковыми, демонстрировали свою индивидуальность на уровне горизонта, хвастаясь причудливыми скатами, световыми люками и противозаконными террасами. В одном из зданий жильцы верхних этажей соорудили на крыше лужайку из искусственного газона с пальмой. Два пластиковых шезлонга были обращены к западу, чтобы ловить закат.