Боже, спаси русских!

Перенесемся на два века, снова откроем Джейн Рондо, и кажется нам, что изменилось немногое: «Нашим пристанищем всякий раз служила одна маленькая задымленная комната, где мы останавливались поменять лошадей и поесть то, что взяли с собой. Люди изо всех сил стремятся услужить, но видишь, что человеческая природа столь унижена, встречаешь таких жалких и несчастных бедняг, что они, кажется, лишь по виду напоминают человеческие существа. Если бы не эти хижины, расположенные друг от друга на расстоянии, нужном для смены лошадей, можно было бы подумать, что проезжаешь через безлюдный край, где не видно ни города, ни дома, а одни лишь густые леса...». Александр Дюма, путешествуя по России, даже остался в убеждении, что русский город проще построить, чем заселить...

Раз о городе зашла речь, что ж – тогда о городе. Всякий новый транспорт в Российской империи приживался непросто – как, впрочем, и все новшества. Вот, например, трамвай. В Костроме до сих пор не проведены трамвайные линии. Оказывается, в начале XX века в городе было всего два автомобиля, и они столкнулись. Ужаснувшись этому инциденту, горожане и... высказались категорически против трамвая – неизвестно, дескать, какие аварии могут воспоследовать. Так и живет Кострома без трамваев. Хорошо хоть не без автомобилей.

Строительство железных дорог также проходило не безболезненно – почитайте Некрасова. Простой народ в первое время частенько предполагал, что паровоз приводит в движение нечистая сила. А в Минске рассказывают: когда пустили два первых поезда, один – в Москву, другой – в Брест, они немедленно застряли в глубоких снегах почти на неделю. И те, кто решился воспользоваться этим новомодным видом транспорта, горько раскаивались в своем поступке. Престиж железной дороги был подорван и восстановлен не скоро.

Путешествовать в давние времена было делом опасным. Разумеется, большая дорога – излюбленное место для нападения разбойников. Легендарный Кудеяр-атаман и его ватага, как мы знаем по Некрасову, «жили в дремучем лесу». Оттуда было удобно совершать вылазки на дорогу, поджидая беззащитных путешественников.

Еще одно небезопасное место – постоялый двор, который запросто мог оказаться разбойничьим притоном. Один из таких дворов изображен в пьесе Островского «На бойком месте». Его хозяин Вукол Ермолаевич Бессудный: днем – хлебосольный хозяин, ночью – разбойник и вор. В сказках, в песнях разбойники – неотъемлемая часть мира. Их боялись, но (о, русский человек!) часто даже восхищались разбойничьей удалью.

Сегодня все не так романтично – если мы чего-то и боимся в дороге, так это краж в поездах и пьяных драк в электричках. Или прохождения таможни в аэропорту. Могут придраться почище пьяного в электричке.

«Авось дороги нам исправят»

От весны до осени многие путешественники вспоминали о своих поездках подобно Дюма: «Нам потребовалось добрых три четверти часа, чтобы проехать три версты по отвратительной дороге, но среди прелестного ландшафта». Конечно, некоторых утешали «прелестные ландшафты», и все же русские дороги, «с которых не удосужились убрать камни и забыли закидать землей ямы», традиционно приводили в отчаяние. Впрочем, как гласит пословица: «Русский называет дорогой то место, где собирается проехать».

Признаемся, с некоторым волнением открыли мы книгу депутата Владимира Мединского, который решил разоблачить в числе прочих небылиц миф о неудовлетворительном состоянии российских дорог. Была надежда, что автор раскроет такую правду, что миллионы соотечественников, которые ежедневно трясутся по ухабам и колдобинам в автобусах, устыдятся своего негодования и станут предельно толерантны.

Г-н депутат ответственно и искренне заявляет, что дороги у нас хороши? Да, заявляет. А что ему стоит, особенно после того, как он всенародно объявил в книжке черненькими печатными буквами, что русские пьют умеренно! По Мединскому, если дороги действительно не очень хороши, так это по той причине, что литература виновата: угораздило классика произнести фразу о дураках и дорогах, так, дескать, и повелось. Как, скажите, можно после подобных оскорблений дороги хорошие делать?

Логика, конечно, может быть пущена на изготовление гвоздей. Почему только г-н Мединский не предположил, что после этой злополучной остроты и дураков гораздо больше стало рождаться?

Вообще-то фраза о дураках и дорогах – апокрифическая. Даже неизвестно, кто ее автор. Одни думают, что Карамзин, другие приписывают Гоголю или Салтыкову-Щедрину. Одно достоверно: фраза прижилась, да так, что всякий ее знает. Потому что каждому русскому доводилось сталкиваться с этими явлениями на собственном опыте. Не единожды. Точнее, каждый день.