Читаем Боже, спаси русских! полностью

Показательно сравнения понятий о свободе Радищева и Пугачева. Как известно, Радищев требовал для народа гражданских свобод и равенства. Но сам народ мечтал о другом. В пугачевских манифестах самозванец жалует своих подданных «землями, водами, лесом, жительством, травами, реками, рыбами, хлебом, законами, пашнями, телами, денежным жалованьем, свинцом и порохом, как вы желали. И пребывайте, как степные звери».

Вот это житье! Вот это настоящая народная воля – воля степных зверей, не руководствующихся ничем иным, кроме собственной природы. А при этом еще иметь деньги, жилье и законы. Только к чему тогда законы?

«Радищев пишет о свободе, – отмечают П. Вайль и А. Генис, – Пугачев о воле. Один хочет облагодетельствовать народ конституцией; другой – землями и водами. Первый предлагает стать гражданами; второй – степными зверями. Неудивительно, что у Пугачева сторонников оказалось значительно больше».

Отмена крепостного права большинством крестьян не была понята. Их освободили, а земли-то не дали! При таких условиях воля превратилась в несчастьем. Эхом распространенного мнения стал старый слуга Фирс из чеховского «Вишневого сада». Он вспоминает, что «перед несчастьем и сова кричала, и самовар гудел бесперечь». Его спрашивают: «Перед каким несчастьем?» – «Перед волей».

Николай Лосский называет свободолюбие (не отделяя его от вольнолюбия) одной из главных черт русского национального характера. Он приводит слова немецкого мыслителя Вальтера Шубарта: «Русскому и вообще славянам свойственно стремление к свободе, не только к свободе от ига иностранного народа, но и свободе от оков всего преходящего и бренного». Вот она, самая праведная русская воля – свобода в философском понимании этого слова. Свобода, которая не зависит от внешних условий.

Вспомним слова Александра Блока:

Пушкин! Тайную свободу
Пели мы вослед тебе!

В ранней пушкинской оде «Вольность» есть строка «хочу воспеть свободу миру». Поэт говорил о европейской, политической свободе. В одном из поздних стихотворений – «На свете счастья нет, но есть покой и воля». Воспета свобода творчества. Свобода от вранья, от угождения сильным и слабым мира сего. Внутренняя свобода, тайная свобода. И любой деспотизм ей не помеха.

Пушкин! Где ты?

Русский бунт

Для многих вещей Пушкин нашел единственно верные слова. Вот, например, о русском бунте: «Бессмысленный и беспощадный». Многим пришлось убедиться в этом лично.

Еще Астольф де Кюстин (проницателен был француз!) предчувствовал, что русский бунт может быть ужасен: «Вот бедствие, постоянно угрожающее России: народная анархия, доведенная до крайностей, – в том случае, если народ восстанет, месть народа будет тем более ужасна, что он невежествен и исключительно долготерпелив». Не народ осуждает маркиз, а властителей: «Здесь всякий бунт кажется законным, даже бунт против разума». Резюме звучит так: «Россия – котел с кипящей водой, котел крепко закрытый, но поставленный на огонь, разгорающийся все сильнее и сильнее. Я боюсь взрыва. И не я один его боюсь!»

Ивану Бунину довелось увидеть все, предсказанное Кюстином, своими глазами: «...встретил на Поварской мальчишку солдата, оборванного, тощего, паскудного и вдребезги пьяного. Ткнул мне мордой в грудь и, отшатнувшись назад, плюнул на меня и сказал:

– Деспот, сукин сын!

Говорят, матросы, присланные к нам из Петербурга, совсем осатанели от пьянства, от кокаина, от своеволия. Пьяные, врываются к заключенным в чрезвычайке без приказов начальства и убивают кого попало. Недавно кинулись убивать какую-то женщину с ребенком. Она молила, чтобы ее пощадили ради ребенка, но матросы крикнули: "Не беспокойся, дадим и ему маслинку!" – и застрелили и его. Для потехи выгоняют заключенных во двор и заставляют бегать, а сами стреляют, нарочно делая промахи».

Зародыши русской революции, по мнению Бунина, прячутся в глубине столетий: «В том-то и дело, что всякий русский бунт (и особенно теперешний) прежде всего доказывает, до чего все старо на Руси и сколь она жаждет прежде всего бесформенности. Спокон веку были "разбойнички" муромские, брянские, саратовские, бегуны, шатуны, бунтари против всех и вся, ярыги, голь кабацкая, пустосвяты, сеятели всяческих лжей, несбыточных надежд и свар. Русь классическая страна буяна. Был и святой человек, был и строитель, высокой, хотя и жестокой крепости. Но в какой долгой и непрестанной борьбе были они с буяном, разрушителем, со всякой крамолой, сварой, кровавой "неурядицей и нелепицей"».

Агитаторы, брошюры и листовки сделали свое дело. Русский человек попытался воплотить анархический идеал в общественную жизнь. Подарить волю всем. Собственно, пытались переменить жизнь и раньше – чего стоит смута или пугачевщина! – но все прежние бунты никогда не ставили под сомнение монархию и государство как таковое. И даже самые заядлые бунтовщики считали, что вся беда в том, что эта монархия плохая, а нужна другая, хорошая. Царь ненастоящий, а поставим настоящего – и все пойдет как по маслу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Боже, спаси…

Похожие книги

188 дней и ночей
188 дней и ночей

«188 дней и ночей» представляют для Вишневского, автора поразительных международных бестселлеров «Повторение судьбы» и «Одиночество в Сети», сборников «Любовница», «Мартина» и «Постель», очередной смелый эксперимент: книга написана в соавторстве, на два голоса. Он — популярный писатель, она — главный редактор женского журнала. Они пишут друг другу письма по электронной почте. Комментируя жизнь за окном, они обсуждают массу тем, она — как воинствующая феминистка, он — как мужчина, превозносящий женщин. Любовь, Бог, верность, старость, пластическая хирургия, гомосексуальность, виагра, порнография, литература, музыка — ничто не ускользает от их цепкого взгляда…

Малгожата Домагалик , Януш Вишневский , Януш Леон Вишневский

Публицистика / Семейные отношения, секс / Дом и досуг / Документальное / Образовательная литература
Набоков о Набокове и прочем. Интервью
Набоков о Набокове и прочем. Интервью

Книга предлагает вниманию российских читателей сравнительно мало изученную часть творческого наследия Владимира Набокова — интервью, статьи, посвященные проблемам перевода, рецензии, эссе, полемические заметки 1940-х — 1970-х годов. Сборник смело можно назвать уникальным: подавляющее большинство материалов на русском языке публикуется впервые; некоторые из них, взятые из американской и европейской периодики, никогда не переиздавались ни на одном языке мира. С максимальной полнотой представляя эстетическое кредо, литературные пристрастия и антипатии, а также мировоззренческие принципы знаменитого писателя, книга вызовет интерес как у исследователей и почитателей набоковского творчества, так и у самого широкого круга любителей интеллектуальной прозы.Издание снабжено подробными комментариями и содержит редкие фотографии и рисунки — своего рода визуальную летопись жизненного пути самого загадочного и «непрозрачного» классика мировой литературы.

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Николай Мельников

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное