Божественный Клавдий и его жена Мессалина

Праздник, якобы в честь моего рождения, должен был состояться в амфитеатре Кесарии, и для представлений, которых Ирод на самом деле и не собирался устраивать, уже были готовы дикие звери, гладиаторы и колесницы. Аудитория состояла частью из сирийских греков, частью из евреев; те и другие занимали разные части амфитеатра. Трон Ирода стоял там, где сидели евреи, рядом были места, предназначенные для почетных гостей. Не было ни одного римлянина, все они съехались в Антиохию, где отмечали мой день рождения под председательством Марса. Зато здесь были посланцы из Аравии, и царь Итурии, и делегация из Тира и Сидона, и мать царя Адиабены с его сыновьями, и Ирод Поллион с семьей. Зрителей защищал от палящего августовского солнца большой тент из белого холста, но над серебряным троном Ирода, инкрустированным бирюзой, тент был из пурпурного шелка.

Зрители вошли толпой в амфитеатр и заняли места, ожидая, когда покажется Ирод. Раздались звуки труб, и тут же он появился у южного входа в окружении всей своей свиты и величаво проследовал через арену к своему трону. Все встали. На нем была царская мантия из серебряной парчи с нашитыми на нее полированными серебряными кружками, которые так ярко сверкали на солнце, что глаза резало. На голове Ирода была золотая диадема с бриллиантами, а в руке – блестящий серебряный меч. Рядом шла Киприда в порфире, а за ней – его прелестные дочки в белых шелковых платьях, вышитых арабесками, с каймами из пурпура и золота. Ирод шествовал высоко подняв голову и царственно улыбался, приветствуя своих подданных. Он подошел к трону и поднялся на него. Царь Ирод Поллион, послы из Аравии, царь Итурии покинули свои места и приблизились к ступеням трона, чтобы приветствовать Ирода. Они говорили по-еврейски: «О царь, да продлится твоя жизнь до скончания времен!» Но посланцам Тира и Сидона этого было мало. Они чувствовали себя обязанными искупить неуступчивость, которая была проявлена к нему в прошлом, и стали лебезить перед ним.

Глава тирян обратился к Ироду с глубочайшей покорностью в голосе:

– Будь милостив к нам, великий царь, мы сожалеем о своей неблагодарности.

Глава сидонцев:

– До сих пор мы почитали тебя как человека, но теперь должны признать, что ты выше простых смертных.

Ирод ответил:

– Сидон, ты прощен.

Тут воскликнул тирянин:

– Это голос Бога, а не человека.

Ирод ответил:

– Тир, ты прощен.

Он поднял руку, чтобы дать сигнал трубачам, и вдруг рука его вновь упала. В те ворота, в которые только что вошел он сам, влетела птица и летала теперь взад-вперед над ареной. Все взгляды обратились к ней, раздались удивленные возгласы.

– Глядите, сова! Ее ослепил дневной свет!

Сова уселась на оттяжку тента над левым плечом Ирода. Он обернулся и поглядел на нее. Только теперь он вспомнил клятву, данную тринадцать лет назад в Александрии в присутствии алабарха, Киприды и детей, клятву почитать Бога сущего и исполнять его закон, насколько это в его силах, вспомнил и проклятье, которое навлечет на себя, если когда-либо сознательно станет богохульствовать в ожесточении сердца. Первая и главная заповедь Бога, возвещенная устами Моисея, была: «Я ГОСПОДЬ, БОГ ТВОЙ… ДА НЕ БУДЕТ У ТЕБЯ ДРУГИХ БОГОВ ПРЕД ЛИЦЕМ МОИМ» [Второзак. 5:6, 7.]. Но когда посланец из Тира назвал его Богом, разве Ирод разорвал на себе одежды, разве пал на лице свое, чтобы отвратить гнев Божий? Нет, он улыбнулся кощунственным словам и сказал: «Тир, ты прощен», а стоящие рядом с ним люди громко подхватили: «Это Бог, а не человек!» Сова смотрела вниз в лицо Ирода. Ирод побледнел. Сова ухнула пять раз, захлопала крыльями, взлетела над рядами скамей и исчезла.

Ирод сказал Киприде:

– Эта сова прилетала ко мне в тюрьму в Мизене… это та же самая сова.

Из его уст вырвался душераздирающий стон, и он сказал еле слышно Хелку, своему шталмейстеру, занявшему место Силы:

– Вынесите меня отсюда. Я болен. Пусть мой брат, царь Халкиды, заменит меня на посту распорядителя игр.

Киприда прижала к себе Ирода:

– Ирод, царь мой, мой возлюбленный. Почему ты стонешь? Что у тебя болит?

Ирод ответил ужасным шепотом:

– Черви уже пожирают мою плоть.

Его вынесли из амфитеатра. Трубачи так и не поднесли рогов к губам. Статуи так и не были доставлены на арену и разбиты. Еврейские солдаты, стоявшие у театра, так и не дождались сигнала Ирода, по которому должны были ворваться внутрь и перебить всех греков. Игры окончились, не начавшись. В толпе раздались рыдания и стоны, евреи рвали на себе одежду и посыпали головы пылью. Пронесся слух, что Ирод умирает. Его терзала ужасная боль, но он позвал во дворец к своей постели младшего брата Ирода Поллиона, и Хелка, и Тавмаста, и сына первосвященника и сказал им: