БОЖЬИ ВОЙНЫ

В принципе сама вонь должна была подготовить Рейневана к самому худшему, но не подготовила. На внутренней стороне бедра Смила Пульпана, опасно близко к паху, было что-то. Это что-то было величиной с утиное яйцо, сине-черно-красного цвета и выглядело более чем ужасно. Рейневану приходилось видеть такие вещи и иметь с ними дело, тем не менее он не смог побороть рефлекторное чувство отвращения. Ему стало стыдно, но лишь перед собой. Реакция была настолько незначительной, что остальные этого не заметили.

— Скажите, господин, что это? — тихо спросил аптекарь из Хрудима, фельдшер по случаю и принуждению. — Не чума часом? Страшный чирище… И в таком месте…

— Это точно не чума, — уверенно заявил Рейневан, желая, однако, сначала удостовериться на прикосновении, не почувствует ли характерного для гнойного воспаления хлюпанья.

Не почувствовал. Пульпан резко взвыл, выругался.

— Это, — с уверенностью поставил диагноз Рейневан, — carbunculus, который еще называют чирь совокупный. Сначала было несколько небольших прыщиков, правда? Которые быстро увеличивались, превращались в узлы с желтоватым гнойничком на верхушке, которые лопались и сочили гной? Чтобы в итоге срастись вместе в один большой, очень болезненный отек?

— Вы как будто, — аптекарь сглотнул слюну. — Как будто присутствовали при этом…

— Что вы уже применяли?

— Э-э-э… — Юноша заикнулся… — Какие-то припарки… Бабки принесли…

— Выдавливать пробовали? — закусил губу Рейневан, потому что ответ уже знал.

— А пробовал, мать его, пробовал, — застонал Пульпан. — Я чуть, зараза, не подох от боли…

— Я думал гной выдавить… — нервно пожал плечами аптекарь. — А что было делать?

— Резать.

— Не позволю… — прохрипел Пульпан. — Не дам себя калечить… Вам бы только резать, резники.

— Хирургическое вмешательство, — Рейневан раскрыл сумку, — необходимо. Только таким образом можно вызвать полный abscessus гноя.

— Не дам себя кроить. Уж лучше выдавливание.

— Выдавливание не поможет. — Рейневан не хотел говорить, что оно просто навредит, поскольку знал, что Пульпан не простит хрудимскому аптекарьчику профессиональную ошибку и будет мстить. — Карбункул надо вскрыть.

— Белява… — Пульпан резко схватил его за рукав. — Поговаривают про тебя, что ты чародей. Так что сними с меня эту порчу, сделай какое-то заклинание или отвар волшебный… Не калечь меня. Не пожалею золота…

— Золотом я тебя не вылечу. Операция крайне необходима.

— Хрен вам, необходима! — крикнул Пульпан. — Что, заставишь меня? Здесь гейтман я! Я тебя… Я приказываю! Врачуй меня чарами и леками чудодейственными! С ножом не подходи! Только тронь меня, знахарь сраный, — прикажу разорвать лошадьми! Эй, люди! Стража!

— Дальнейшее разрастание карбункула, — Рейневан встал, — грозит очень серьезными последствиями. Говорю тебе это, чтоб ты знал. Остальное — это твое решение, твоя воля, твое желание. Scienti et volenti non fit injuria[858].

— Ты мстишь, латинский вышкребок, — прохрипел Пульпан. — За то дело. За прошлый год, за Силезию, за Франкенштейн, за монахов, которых мы тогда прикончили… Я видел, как ты тогда на меня смотрел… С какой ненавистью… Сейчас отыграться хочешь…

Подгейтманы и сотники, которые на крик вошли в избу, смотрели исподлобья на Рейневана. Потом покрутили носами, покашляли.

— Я это… гейтман, не знаю, — пробормотал один. — Но это, так мне кажется, само не пройдет. Надобно бы чего-то с этим делать…

— Зачем мы, — заворчал Ян Плуг, — медика искали и привезли? Зазря?

Пульпан застонал, упал на подушки, пот обильно покрыл ему лоб и щеки.

— Не выдержу… — выдохнул он наконец. — Ладно, давай, пускай этот коновал делает, что должен делать… Лишь не оставляйте меня с ним сам на сам, братья, смотрите за его руками и ножиком… Чтоб не зарезал меня, нечестивец, или не обескровил… И горилки мне принесите… Горилки, живо!

— Горилка, — Рейневан засучил рукава, подушечкой пальца проверил острие ножа, — и в самом деле будет нужна. Но для меня. В твоем состоянии, Пульпан, медицина запрещает употребление спиртного.

— Заживление и рубцевание продлится минимум неделю, — поучал Рейневан фельдшера-аптекаря, заканчивая упаковывать сумку. — Все это время больной должен лежать, а за раной нужно ухаживать. Пока не затянется, использовать компрессы.

Аптекарь торопливо покивал головой. С его лица не сходило глуповатое выражения удивления и обожания. Это выражение украсило лицо юноши сразу после того, как Рейневан закончил операцию. И исчезать не собиралось.