Снова пришлось ждать несколько минут.
— Ну?
— Ребе Майзл Нахман бен Гамалиэль?
— Не знаю такого. И нет его дома.
— Мы не займем много времени, ребе. Впусти нас, пожалуйста. Нам нужна только информация.
— Ну? А что вам еще нужно? Может, наличных? Может, жена должна вам приготовить
— Ребе…
— Не идут? Хотят, чтобы их благословили? Шмуль! Принеси гаковницу!
— Ребе Майзл. — Рикса понизила голос, приближая сжатый кулак к окошку. — С гаковницей советую быть осторожно. Я Рикса Картафила де Фонсека. Я ношу перстень цадика Халафты.
— Ой-вэй! — донеслось изнутри. — А я царь Соломон. И у меня есть перстень для запечатывания джиннов в кувшинах. Идите вон, провокаторы.
— Не называй меня провокаторкой, ребе, — зашипела девушка. — Я Рикса Картафила де Фонсека. Не верю, чтобы ты не слышал обо мне.
— Ну? Может, слышал, может, не слышал, — ответил чуть мягче голос из-за ворот. — Время такое, что нельзя верить ни глазам, ни ушам. Чего уж говорить про слухи. Вы идите в город. Вы увидите, что там готовится. Вы посудите: разве может в такое время еврей открывать двери? Хоть бы еврей что-то о ком-то и слышал? Нет, девушка с перстнем цадика Халафты. Неумно открывать дверь, если снаружи одно зло. Идите и увидите. Сами убедитесь. Ой, если б у вас была дверь, вы бы тоже не открыли.
Улицы Явора казались странно обезлюдевшими. И тихими. В воздухе, кроме привычного смрада гнили и падали, висело что-то неописуемо злое, что-то, что поднимало волосы дыбом на голове и ползало мурашками по спине. Что-то, что заставило большинство жителей города предусмотрительно остаться дома.
Рикса была здесь как дома. С рынка она повернула в переулок, в котором большая и красочная вывеска указывала дорогу к трактиру «Под солнцем и месяцем». Здесь, в отличие от того, что было снаружи, людей было много, прямо-таки давка. Точнее сосчитать было невозможно, однако Рейневан прикинул, что корчму оккупировало добрых сто человек. К тому же все говорили, все что-то рассказывали, в голове шумело от монотонного гама.
Рикса внимательно осмотрелась, быстро переместилась в сторону угла, где, опуств усы в бокал, сидел седовласый мужчина в фетровой шляпе с надорванными краями. Девушка подсела, толкнула его локтем.
— Панночка?
— Привет, Шлегелгольц. С самого утра уже в корчме?
— Душа болит, — вытер усы седовласый. — Надо, надо утолить… Страшное время… Страшное…
— Что происходит?
— Ужасные вещи происходят. Придется нам всем помереть… Нет спасения от заразы, нет…
— В чем дело?
— Дня так четыре тому, — Шлегелгольц сделал большой глоток пива, — из колодца около Святого Мартина свиную голову выловили, с полностью ободранной кожей. И сразу после этого у Кунцевой, жены пекаря, дитё померло. Значит, воду заразили. Моровой чумой. Подбросили нам в колодец зачумленного кабанчика.
— Кто?
— Кто, кто. Известно кто. Вот и собрался народ, советуется. Сами видите, панночка.
— Вижу, — подтвердила Рикса, указывая на мужчину в латаной куртке, который как раз вылез на скамью и с высоты давал знать собравшимся, чтобы были любезны утихомириться. — Тот тип и его компания, кто такие?
— Чужие. Недавно приехали. Странные какие-то люди.
— Я вижу, — крикнул человек в латаной куртке, — яворянам можно не только в кашу дуть[993]
, но и в похлебку плевать. Это так дух упал у здешнего народа? Ваши отцы в 1420 году немного жидов погромили[994], вам бы полностью покончить с ними, ни одного не оставить. А вы что? Они вам колодцы травят, а вы сидите и пиво дуете? Что вы еще проклятым пархатым позволите? Чтоб они вам, как в Будзишине, из церкви облатку украли и осквернили? Чтобы с ваших детишек кровь спускали, как это в Сгожельце случилось?— А может, — встал второй, с кучерявой, как овечье руно, шевелюрой, — подождете, пока гуситы придут, а евреи им ночью ворота откроют, как в прошлом году они во Франкенштейне сделали? Что, вы не знали этого? Может, вы не знали и того, что израилиты хотели принести гуситам в жертву Клодзк, разжигая пожар в городе? Вы не знали, что Юда давно с чешским кацером в сговоре? Разве не говорил вам этого священник на проповеди? Что существует заговор евреев и гуситов? Что? Не говорил? Так вы к нему внимательнее присмотритесь, яворяне, к вашему пастырю. Присмотритесь, что он делает, прислушайтесь к тому, что он говорит. Есть достаточно отступников и среди церковников, не один из них поддался нашептываниям сатаны. Если узнаете, что с вашим священником что-то не так, донесите! Тут же донесите властям!
Время от времени кто-нибудь из яворян вставал, крадучись пробирался к выходу. Лица других не выявляли большого задора.
Ораторы заметили это.