Рейневан попридержал коня, сравнялся с замыкающим кавалькаду Ежи Скирмунтом. Молодой литвин бросил на него перепуганный взгляд.
— Тут, дорогуша, — пробормотал он, — чего-то нехорошее намечается. Тута начинает петлей пованивать. Что же нам делать?
— Слишком поздно что-то делать, — с горечью и злостью сказал Рейневан.
— Ну, так что же ты думаешь делать?
— Держаться в стороне. И не принимать участия. Если удастся.
Возле ворот они спешились, группа паломников разбежалась при одном их виде. Если у Рейневана и были какие-то сомнения, то их развеял вид оружия, которое повынимали его спутники. Мельхиор и Микошка Кондзьолы сбросили тулупы, засучили рукава. Акакий Пелка поплевал на ладони, схватил топорище. Куропатва из Ланьцухова подошел, стукнул по воротам рукоятью меча, раз, потом еще раз.
— А кто там? — Голос привратника по-старчески дрожал.
— Открывай!
— Как это так: открывай? Кому открывать?
— Открывай! Живо! Мы по приказу короля!
— Как это?
— Ты открывай ворота, сукин сын! — рявкнул Федор из Острога. — Быстро! А то топорами вывалим!
— Как это?
— Поднимай запор, курва, немедленно! — заорал Куропатва. — Пока мы добрые!
— Помилуйте! Это же святое место!
— Открывай, черт бы тебя подрал!
Щелкнул запор, заскрежетал засов. Братья Кондзьолы тут же толкнули ворота, ударили их со всей силы, распахивая настежь обе половины, повалив привратника и его помощника, молодого монаха в белой паулинской рясе. За ними во двор ворвались Тлучимост, Пелка и Якуб Надобный. Упавший привратник схватил Надобного за плащ. Федор Острожский ударил его в висок чеканом.
— Нападе-е-ение! — завопил молодой монах. — На-а-ападе-е-ение! Разбойники! Бра-а-а-атья!
Куропатва ударом меча пригвоздил его к земле. Открылись и тут же закрылись двери в капитулярий, щелкнул замок. Пелка подскочил, двумя ударами сбил завесы, ворвался в середину, через минуту оттуда послышался грохот и крики. Острожский и остальные побежали в направлении церкви. В портале и притворе путь им преградили несколько белых паулинов. Один протянул к князю распятие, почти касаясь его лица.
— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! Стойте! Это святое место! Не берите грех на ду…
Федька ударил его чеканом. Мельхиор рубанул топором второго, Микошка заколол мечом третьего. Кровь забрызгала стену и купель для крещения. Четвертого монаха Тлучимост прижал к стене, замахнулся ножом. Рейневан схватил его за руку.
— Что такое? — дернулся поляк. — Отпусти рукав!
— Оставь его, жалко времени! Другие уже хватают добычу!
В нефе и на хорах продолжалась дикая гонка. Братья Конзьолы гонялись за паулинами, секли и рубили их, кровь обагряла белые рясы, лилась по паркету, брызгала на скамьи, на подножье алтаря. Острожский вбежал за одним монахом в часовню, почти в то же мгновение оттуда донесся чудовищный крик. Другого Куропатва держал за рясу, дергал и тряс его.
—
Монах всхлипывал, вертел головой. Куропатва повалил его на колени, затянул чётки на шее и начал душить.
Убегающие паулины нарвались прямо на Рейневана и Тлумочиста. Рейневан ударил одного кулаком, другого повалил пинком, третьего со всей силы толкнул на каменную колонну. Тлумочист зареготал, присоединился, нанося удары тем, кто пытался подняться. Подскочили братья Кондзьолы, один с топором, второй с мечом.
— Оставьте! — крикнул Рейневан, заступая им путь и разводя руки. — Они уже получили! Я надавал фратерам по морде! Ну-ка, живо, брать сокровища, сокровища!
Братья довольно неохотно, но послушались. Вместе с Тлумочистом вскочили на алтарь, схватили дароносицу и крест, собрали подсвечники, стянули вышитую скатерть. Залитый кровью Острожский выскочил из часовни, таща завернутую в плащ икону. За ним выбежал Надобный, в обеих пригоршнях неся серебряные дары, а под мышкой светильник.
— А ну айда в сокровищницу! — крикнул князь. — За мной!
Через ризницу они пробрались в помещения, прилегающие к капитулярию. Двери в