Брачный контракт с мадонной

Они уже двадцать минут сидели в так называемой летней кухне и потягивали вино из огромной бутыли, стоявшей прямо на полу. В бутыль была вставлена длинная прозрачная трубочка, и они по очереди прикладывались к ней, засасывая тёмно-красную жидкость.

— Ага, ветеринар, ага, ключи, ага, крутил, — долдонил, как заведённый Гранкин. Настала его очередь, и он надолго присосался к трубочке. Вино было сладкое, вкусное, и совсем не крепкое. Сок, а не вино. Профессор первым делом похвастался, что сам его делает и прячет от жены в летней кухне.

— Ха-ха-ха! — снова загоготал профессор, и Виталя опять подивился его идеально ровным зубам. — Ключи крутил! — воскликнул Иван Терентьевич и тоже надолго присосался к трубочке.

— Букет? — спросил он, наконец, оторвавшись.

— Помилуйте, профессор, какой букет?! — возмутился Виталя. — Стал бы я на чужую клумбу за букетом лезть! Да никогда! — Тут Гранкин слегка покраснел, вспомнив историю с сиренью и жучками.

— Я говорю, винище у меня — букет! Да ты и впрямь, видать, ветеринар!

— Ага, ветеринар, — Виталя перехватил губами трубочку и долго не отрывался, чтобы уйти от трудного разговора. — Сколько здесь литров? — спросил он профессора.

— Десять. Было десять. Слушай, я двадцать лет в этом доме живу, двадцать лет по ночам не сплю, но ни разу, слышишь, — ни разу! — тут ветеринары ночью не ходили и ключи на пальцах не крутили и по клумбам не лазали!

— Всё когда-то случается первый раз, — пробормотал Гранкин и уступил трубочку профессору, чтобы тот заткнулся. Пока профессор с наслаждением тянул вино, Виталя огляделся.

* * *

Летней кухней называлась пристройка к дому, в которой было всё необходимое для жизни, кроме отопления. В «холостяцком логове» стоял диванчик, кресло, столик, и висела ситцевая шторка, делящее пространство на две половины. Вот тут, за шторкой, и скрывалась огромная, десятилитровая бутыль с вином.

Всё в комнате было увешано, уставлено какими-то черепками, косточками, масками, вазочками с отбитыми краями, потрескавшимися кувшинчиками. «Трофеи из экспедиций», — сказал про них Иван Терентьевич, когда они с Виталей зашли в каморку. «Трофеи» сильно смахивали на хлам, и, собственно, хламом в глазах обывателя и были. Нужно было иметь «массу образования», как выражалась Галкина мама, чтобы в этих черепках и косточках рассмотреть интересные, полезные для человечества вещи.

Виталя потрогал один черепок и покачал головой.

— Нет, ну я на дурака похож?! — заорал вдруг профессор, отлепившись от трубочки.

— Что вы, профессор, — испугался Виталя. — Разве дуракам Государственную премию дают? Разве дурак столько… — он театральным жестом обвёл рукой черепки и маски, — столько для отечества-человечества накопает? И вино у вас… букет, а не вино! Маковые головки отдыхают. Из чего оно?

— Черноплодка с вишнёвым листом, — отмахнулся профессор. — Ну, а раз я на дурака со своей Госпремией не тяну, то зачем ты мне врёшь?

— Врёшь?

— Врёшь! Ты не ветеринар, хоть тебя собаки и слушаются!

— А кто?

— Детектив! Частный! У тебя ж на морде… лице то есть, это написано!

— Не может быть, чтобы написано…

— Точно тебе говорю. Тебя, Эльза наняла, да?

— Нет. — Гранкин был почему-то твёрдо уверен, что факт его найма должен оставаться в тайне.

— Врать ты не умеешь, — ухмыльнулся довольный профессор, — то краснеешь, то бледнеешь, глаза всё время прячешь. Значит, человек ты хороший, правильно Джерри тебя слушается. Только я одного не пойму, зачем тебе от меня скрывать, что ты детектив, ведь тебе же со мной поговорить надо, побеседовать, а?

— Надо, — вдруг согласился Виталя. Иван Терентьевич был абсолютно прав. Как утаить то, что он занимается расследованием и при этом провести это самое расследование, Гранкин не подумал. Чтобы скрыть смущение, Виталя схватил губами спасительную трубочку. Сок, а не вино. Такого можно высосать бутыль и не захмелеть.

— Ведь тело-то я нашёл, — продолжил профессор, — вернее, Джерри. Мы с ним гуляли. Мы с ним всё время гуляем. Слушай, а сколько Эльза тебе пообещала заплатить?

— М-м-м…

— Понял, некорректный вопрос. Лучше не ври, у тебя не получается. В любом случае, я с Эльзой согласен — история эта подозрительная и на несчастный случай не тянет.

— Не тянет. Слушайте, а у вас нет второй трубочки, а то с одной как-то неудобно?

— Нет, второй нет. Не было надобности, батенька. Вы… так сказать, первый мой собутыльник. Факт нахождения здесь этой бутыли — страшная тайна.

Если моя Маргарита узнает…

— Я вам катетер подарю, профессор. Это удобная, резиновая, абсолютно стерильная трубка.

— Буду признателен. А откуда у вас катетер?

— Я, видите ли, в некотором роде, всё-таки ветеринар…

— Что ж, буду рад ответить на ваши вопросы, батенька ветеринар!

Виталя вдруг почувствовал прилив сил и даже эйфорию. В происхождении последней он заподозрил вино из черноплодной рябины.

— Скажите, профессор, эта туфля принадлежала погибшей? — Гранкин вытащил из-за пазухи туфлю и повертел ей перед носом Ивана Терентьевича.