Брак и мораль

Сразу бросается в глаза, что святой Павел нигде не говорит о детях; биологическая цель брака представляется ему совершенно неважной. Это вполне естественно, поскольку он считал Второе пришествие неизбежным и верил, что мир обречен вскоре погибнуть. Когда состоится Второе пришествие, людей разделят на агнцев и козлищ, и единственное, что действительно важно – оказаться среди первых. Святой Павел утверждал, что половые отношения, даже в браке, могут воспрепятствовать спасению (1 Кор. 7: 32–34)[24]

. Тем не менее, спасение достижимо и для состоящих в браке, а вот прелюбодеяние является смертным грехом: нераскаявшийся блудодей всенепременно попадет в число козлищ. Помнится, мой врач однажды посоветовал мне отказаться от курения, и прибавил, что будет легче это сделать, если я буду класть под язык кислую таблетку, когда возникнет желание закурить. Именно так апостол Павел рассуждает и о браке. Он вовсе не говорит, что брак столь же приятен, как блуд, но полагает, что брак позволит слабым в вере братьям противостоять искушению; он ни словом не упоминает о том, что брак есть благо или что привязанность между мужем и женой может быть прекрасной и желательной, а также не выказывает ни малейшего интереса к семье; его заботит только блуд, и вся сексуальная этика апостола строится вокруг этого понятия. А ведь это все равно что сказать, будто единственная причина выпекания хлеба – желание помешать людям воровать пироги. Святой Павел не соизволил объяснить, в чем, по его мнению, заключена порочность блуда. Можно заподозрить, что, отвергнув Моисеевы заповеди и обретя тем самым возможность употреблять в пищу свинину, апостол все же стремится показать, что в своей морали он по-прежнему строг, как подобает ортодоксальным иудеям. Быть может, долгие столетия запрета на поедание свинины сделали последнюю для иудеев желанной не меньше блуда, а потому святому Павлу пришлось дополнительно подчеркивать аскетическую сторону своего вероучения.

Осуждение блуда как такового было новшеством для христианской религии. Ветхий Завет, наряду со сводами законов ранних цивилизаций, запрещал прелюбодеяние, но под этим подразумевалось сожительство с замужней женщиной. Это очевидно каждому, кто удосужится внимательно изучить Ветхий Завет. Например, когда Авраам отправляется в Египет с Саррой, в беседе с царем он называет Сарру своей сестрой, и царь, поверив словам, берет ту в свой гарем; когда впоследствии выясняется, что она жена Авраама, царь ужасается невольно совершенному греху и упрекает Авраама в том, что тот исказил факты[25]

. Перед нами типичный обычай древности. Женщина, вступившая в половые отношения вне брака, подвергалась осуждению, а вот мужчину не осуждали, если только он не «возлегал с женой ближнего»: в этом случае его обвиняли в покушении на чужую собственность. Христианские воззрения на половые отношения вне брака как на аморальные основывались, как следует из приведенных выше слов апостола Павла, на убеждении, будто всякие сексуальные контакты, даже в браке, достойны сожаления. Это мнение, противоречащее биологическим фактам, может рассматриваться людьми здравомыслящими исключительно как нездоровое отклонение. Тот факт, что оно проникло в христианскую этику, превратил христианство в движение, тяготеющее к психическим расстройствам и ущербному мировосприятию; так было на всем протяжении существования этой религии.

Взгляды апостола Павла были усвоены и ужесточены ранней церковью; безбрачие почиталось как богоугодное дело, мужчины удалялись в пустыню сражаться с сатаной, искушавшим их воображение похотливыми видениями.

Церковь осуждала посещение бань на том основании, что любая попытка сделать свое тело более привлекательным ведет к греху. Грязь восхвалялась, а запах святости, скажем так, становился все более и более едким. «Чистота тела и его одежд, – говорила святая Паула[26]

, – есть нечестивость души»[27]. Вшей называли Божьими жемчужинами; если они кишмя кишели на человеке, это трактовалось как несомненный признак святости.