Брак по-американски

В тайной библиотеке моей души есть словарь слов, которых нет. Таинственный символ на этих страницах рассказывает, каково это – не иметь свободы выбора, имея ее. И на тех же страницах написано, как, раз или два в жизни, ты будешь лежать обнаженная под весом мужчины, но спасет тебя самое обычное слово.

– У тебя есть защита? – спросила я.

– Что?

– Защита.

– Не говори так, Джорджия, – сказал он. – Пожалуйста, не говори.

Он скатился с меня и лег параллельно. Я подвинулась, глядя из окна на Старого Гика, немого и древнего. Даже когда Рой положил тяжелую руку мне на бедро, я не повернулась.

– Будь моей женой, – сказал он.

Я не ответила, и он перекатил меня, как бревно, и прижал лицо к яремной впадине у меня на шее, вклинив ладони между моих бедер.

– Ну, давай, Селестия, – сказал он. – Столько лет прошло.

– Нам нужна защита, – сказала я, наполняя рот этим словом, ощущая его вес на языке.

Он провел моей рукой себе под ребром, где кожа оказалась узловатой и резиновой на ощупь.

– Меня пытались зарезать, – сказал он. – А я ему ничего не сделал. Ни разу на него даже не взглянул, а этот парень заточил свою гребаную зубную щетку и попытался убить меня ей.

Я позволила своему большому пальцу пройтись по шраму.

– Видишь, через что я прошел? – сказал он. – Ты и понятия не имеешь, что со мной было. Я знаю, что, если бы ты знала, ты бы со мной обходилась по-другому.

Он поцеловал меня в плечо и поцелуями пошел вверх к шее.

– Пожалуйста.

– Нам нужна защита.

– Почему? – спросил Рой. – Потому что я был в тюрьме? Но я же ни в чем не виноват. Ты же знаешь, что я не виноват. Когда ту женщину изнасиловали, я был с тобой. Так что ты знаешь, что я ничего не делал. Не веди себя со мной как с преступником, Селестия. Ты единственная, кто знает точно. Пожалуйста, не веди себя так, будто я чем-то болен.

– Я не могу.

– Ну, а послушать-то ты хотя бы можешь?

Он поднимал истории из коробки с памятью, и каждая доказывала, почему нельзя заставлять его ставить между нами преграду.

– Я случайно убил человека, – сказал он. – Я столько всего пережил, Селестия. Даже если садишься ты невиновным, то выходишь уже другим. Ну, пожалуйста?

– Не умоляй меня, – сказала я. – Пожалуйста, не надо так.

Он подвинулся ко мне, пригвоздив меня к кровати.

– Нет, – сказала я. – Не надо.

– Пожалуйста, – сказал он.

Представьте нас на нашем брачном ложе. Я прикована к матрасу, полностью подчинена его воле. Но бывает ли по-другому, даже когда любовь истинна и чиста, не замутнена временем и предательством? Возможно, это и значит любить – добровольно предавать себя во власть другого. Я закрыла глаза, ощущая над собой его вес, и молилась, как меня учили в детстве. И если умру я и не проснусь.

– Защита, – прошептала я, зная, что ничего подобного у него нет.

– Мне больно, Селестия. Ты что, не видишь?

И я снова легла, видя, как он страдал все эти годы, видя, как он страдает сейчас, прижав голову к подушке.

– Я знаю, – сказала я Рою. – Я знаю.

Он повернулся ко мне:

– Это потому, что ты думаешь, я чем-то заразился, что у меня что-то было, пока я сидел? Или потому, что ты не хочешь снова забеременеть? Потому что ты не хочешь от меня ребенка?

На этот вопрос не было приемлемого ответа. Ни одному мужчине не понравится и взять все, и не взять. Дойти до предела, но только до предела.

– Ну, скажи, – сказал он. – Почему?

Я сжала губы, запечатав все правды внутри. Я помотала головой. Он повернулся, надавив мне грудью на грудь.

– Знаешь, – сказал он с оттенком угрозы. – А я ведь могу просто сделать все, что хочу.

Я не вырывалась. Не просила. Я приготовилась к тому, что казалось неизбежным с того момента, когда я зашла в свой дом и ощутила, что он больше не мой.

– Я могу, – сказал он снова, при этом встав с кровати, обмотавшись одеялом, как саваном, подставив мое уязвимое тело холоду. – Я могу, но я не буду.

Рой

Давина себя со мной так не вела. Когда я стоял у нее на пороге, она открыла мне дверь. Она открыла мне себя. А Селестия, моя законная супруга, вертит мной, будто она Форт Нокс[88]. Уолтер пытался меня предупредить. Я был готов проглотить тот факт, что у нее был другой мужчина, возможно, мужчины. Женщинам трудно. Как и всем нам. Я не мальчик. Тюрьма на всех оставляет свой отпечаток. Но если женщина с тобой не развелась, высылает тебе деньги и оставляет прежний замок – с такими вводными мужчина может подумать, что не все потеряно. А когда ты наклоняешься к ней, целуешь ее и она позволяет тебе все, когда ты ведешь ее за руку в спальню, ты уже уверен, что ничего не придумал. Я отсидел пять лет, но не настолько долго, чтобы успеть забыть, как этот мир устроен.

У тебя есть защита?