Клемма.
Не стоит. И так уши вянут. Сижу и думаю: какая я все же бессердечная, и глаза нет, и весь больной, а у меня ни капли жалости к тебе… Я же верующая, и мстительности во мне нет, но, Господи, будь я на твоем месте,Льюис.
Да, натворил я дел, и ничего уже не исправишь.Клемма.
Угу.Льюис.
И годы потерянные не воротишь.Клемма.
Угу.Льюис.
И если ты меня сейчас прогонишь с глаз долой, я и слова не скажу.Клемма.
Угу.Льюис.
Черт, все «угу» да «угу», извиниться толком не даешь.Клемма.
Извинений я что-то не слышу. Слышу только: «прошлого не вернуть», «исправить ничего нельзя»… Зачем ты вообще заявился? Я не нужна тебе, ты не нужен мне… Найти еще одну бабенку тебе раз плюнуть… Просто прикроешь слепой глаз, решит, что ты ей подмигиваешь…Льюис.
Клемма… Кроме тебя, мне не нужен никто.Клемма.
С каких это пор? Что во мне такого особенного, чтобы навещать раз в семь лет?Льюис.
Все гадаешь, почему я ушел от тебя? …Последнее время постоянно об этом думаю.Клемма.
Если только последнее, слушать тебя уже неинтересно.Льюис.
Но дай же мне высказаться, в конце концов… ты всегда оставляла за собой последнее слово, разве нет? Мужчинам это не по душе. И мне тоже.Клемма.
Ладно… Валяй дальше… Что у тебя там на душе накопилось?Льюис.
…Я знаю, что такое ребенок для женщины. И когда доктор сказал, что своих детей у тебя никогда не будет, я решил, что это моя вина. И все эта драка на лестнице. После нее все и началось. Что-то я повредил тебе по женской части, и здорово. Ни о каких детях и речи не могло быть. А ты посмотрела на доктора и сказала: «Ну что ж, со мной мой Льюис и мой Бог… Они меня любят…»Клемма.
Это верно. Не достоин… Но есть одна вещь, которую я от тебя утаила… Еще задолго до того падения с лестницы я знала, что у меня никогда не будет детей. И я тебе ничего не сказала об этом после того несчастного случая. Думала: раз он чувствует себя виноватым, то никогда не бросит меня… Так что мы оба хороши, а?Льюис.
Да… Столько лет держала это в секрете, почему решила признаться?Клемма.
Чтоб душу облегчить. Уж больно тяжело такой груз носить и столько лет. Если уж ты грешник, то и я не святая.Льюис.
Ну, ты себя строго-то не суди.Клемма.
Не могу иначе. Никак простить тебя не могу… По правде говоря, не вина потянула тебя бродяжничать, а твой характер. Бабник ты, скажешь нет?.. А Бог он все видит.Льюис.
Это верно.Клемма
Льюис.
Что правда, то правда.Клемма.
Может, Господу богу было так угодно. Может, мне было суждено потерять тебя и обрести Джози, чтобы заполнить душевную пустоту.Льюис.
А может, это не все, что ему угодно.Клемма.
Ты это о чем?Льюис.
Джози теперь самостоятельная. У нее своя жизнь. Так, может, Всевышнему угодно мое возвращение.Клемма.
Чтобы я заботилась теперь о тебе? Я не бюро по трудоустройству. Бог меня на это не наставлял.Льюис.
Я найду работу. Я всю жизнь работал.Клемма.
Парикмахером устроишься?Льюис.
Нет. Парикмахером не смогу. Вот из-за этого.Клемма.
Ну, Льюис, ты даешь. Если у тебя еще что-нибудь отсохло, говори прямо.Льюис.
Это все. В остальном я здоров, как бык.Клемма.
Может быть, только такому «быку» работу найти будет трудновато…Льюис.
Но ведь я начал новую жизнь. Я стал другим человеком. Старое никогда не повторится.Клемма
Льюис.
Ладно, ты думай. Я у друга пока поживу. У него автозаправка тут неподалеку.Клемма.
Вернулся бы ты здоровым, то смотрел бы на меня больше как на женщину, чем на «мамочку».Льюис.
Я знаю, чего хочу, и сил хватит, чтобы мы оба были в полном порядке. Даже с одной рукой и с одним глазом… Так что, Клемма, думай. О большем я не прошу.Клемма.
Про пирог забыл.