Мне безумно не хватало поддержки мамы, подколок сестры и спокойного взгляда отца, обещавшего защиту и понимание. Я безумно хотела домой, а не под венец, будто кто-то убрал заслонку, мешавшую эмоциям прорваться наружу. Все логические доводы и планы на будущее полетели в тартарары. Я чувствовала, что сейчас разревусь от бессильной ярости и одиночества… не из-за ухода служанки, а из-за потери семьи. Моей родной любимой семьи, ставшей жертвой мужского эгоизма.
И я сочла свадьбу с маркизом Блэквудом наилучшим вариантом?! Как я смогу жить с мужчиной, лишившим меня родных? Растить с ним детей, любить его… КАК?!
В поток истерических мыслей и фонтанирующих эмоций, словно глоток свежего воздуха, ворвался с детства знакомый мотив. Кто-то пел колыбельную… ту, которую мы с Риткой так сильно любили и каждый раз, ночуя у бабы Бени, просили спеть ее нам.
– Бабушка? – слетело с искусанных от волнения губ.
От робкой надежды сердце сжалось. Забыв, что в свадебном платье мне следует сидеть в комнате, дожидаясь прихода опекуна, я выскочила в коридор и побежала на голос. Думала не о том, куда направляюсь, а о скорой встрече с Бьянкой, которая казалась мне все более реальной. Она же маг-портальщик, значит, вполне могла вычислить, кто меня похитил, и явиться сюда с разборками. Бабушка такая! Она бы меня ни за что не бросила. Выходит, она где-то здесь. Но почему не пришла ко мне, не устроила скандал его сиятельству? Зачем ей петь колыбельную? Чтобы подать мне знак? Неужели маркиз держит старушку в плену, чтобы не мешала его брачным планам?
О господи! Я собралась замуж за чудовище.
Пробежав мимо отпрянувших в стороны слуг, я белой чайкой пролетела холл с широкой лестницей и, не замечая ничего вокруг, бросилась на голос. Колыбельная была уже совсем близко, когда меня резко дернули назад и прижали к стене длинного коридора. Почти как ночью в подвале, разве что оштукатуренная поверхность не впивалась в лопатки, как неровная каменная кладка подземного этажа.
– Я же сказал не ходить в это крыло! – зашипел нависший надо мной жених. – Глупая курица!
Зеленые глаза его яростно пылали, губы кривились, делая лицо неприятным, даже жутким. Мама дорогая! Оно действительно жуткое… стало. Черты заострились, ноздри вздернулись, зрачки сузились до тонких нитей, а под хищно приподнятой верхней губой мелькнули крупные белые клыки. Я зажмурилась, прогоняя видение. Когда же открыла глаза вновь, напротив меня стоял маркиз Блэквуд. Злющий, как стая разъяренных волков, но без внешней жути.
– Кто там поет? Моя бабушка? – придя в себя от потрясения, воскликнула я. – Ты запер ее, да? Чтобы не мешала свадьбе!
– Какая бабушка, Джулия? Очнись! – Милорд встряхнул меня за плечи, ожерелье, висевшее на груди, возмущенно звякнуло жемчужинами… на которые он и уставился, зверея еще больше. Лицо его опять начало меняться, и я невольно засомневалась, что все это – плод моего воображения. – Откуда…
Маркиз не договорил, он рванул с моей шеи украшение, которое сам же и подарил. Коготь царапнул кожу… или это не желавший легко раскрываться замочек? С сережками монстр тоже не церемонился. Выдернул их из моих ушей, невзирая на протесты и отчаянные попытки отбиться. Леонард вел себя как одержимый и выглядел так же! Глаза его светились, удлинившиеся ногти заострились – не человек, а зверь в человеческом обличье.
– Чудовище! – выплюнула я, глядя на существо, которое (вот дура!) сочла самым меньшим из зол.
Странное дело, но, избавившись от украшений, я избавилась и от панических эмоций, которые сейчас пришлись бы очень кстати. Однако вместо вполне ожидаемого страха мной овладели обида и злость. За глупую курицу, которой жених меня обозвал, и за все то, что он утаил, пытаясь связать нас брачными узами.
– Красавица, значит, – скорее констатировал, нежели спросил маркиз, разглядывая меня. – И красота отлично компенсирует отсутствие мозгов и инстинкта самосохранения! – рыкнул он раздраженно. – Ты хоть понимаешь, что чуть не совершила роковую ошибку, Джулия?
– Не совершила же! – парировала я, глядя в его бесстыжие глаза, – вполне человеческие, кстати. – И не совершу! – крикнула, вырываясь. Причем имела в виду вовсе не то, что он.
Маркиз нехотя отпустил, и я побежала обратно, на ходу вытирая слезы. Никаких колыбельных больше не слышала и в то, что бабушка в доме, не верила. Все было обманом, галлюцинацией, насланной на меня. Раз Леонард сорвал ожерелье – значит, именно оно служило источником сводящей с ума чертовщины. А так как дала его мне Луиза, которая работает камеристкой у Сольвейг, – гадости исходят от этой якобы немощной твари. Может, Лео и не хочет быть с ней, но кто сказал, что этого не желает она?
Я больше не знала, где правда, а где ложь. Был ли маркиз оборотнем или мне это пригрезилось из-за «Слез ундины», которые, рассыпавшись по полу, и правда стали напоминать сверкающие капли? Вернувшись в комнату, я захлопнула дверь перед носом спешившей ко мне камеристки.
– Луиза! – услышала громогласный возглас милорда, прекрасно понимая, что служанке несдобровать.